– Ты говорил, что не только из-за меня, – напомнила Джорджи, подойдя ближе.
В отличие от других девушек она плохо умела разыгрывать неприступную недотрогу. Да что там плохо! Вообще не умела.
– Ты главная причина, почему я это сделал сегодня утром, – пояснил он.
Джорджи вовсе не чувствовала себя победительницей. Наоборот, она представила себя на месте той несчастной девчонки в далекой Небраске. Каково было этой Мэри (или Сьюзен) поднять трубку и услышать, что парень с ней расстается, поскольку положил глаз на другую? Джорджи представила себе заплаканную блондинку, отрешенно бредущую по прерии.
– Тебе грустно? – спросила Джорджи. Искренне, без издевки. – Наверное, тянет пойти домой, запустить подборку любимых песен и подумать о завершении этой главы твоей жизни.
– Наверное. А еще я хочу выспаться.
– Конечно.
Что мешало ей поцеловать Нила теперь? Ведь их губы – на одном уровне. И на цыпочки вставать не надо. Джорджи взялась за край его фуфайки, притянула к себе и поцеловала в щеку.
– Спасибо, что сказал мне правду.
– Позвони мне, – шепотом попросил Нил.
– Позвоню.
– Позвони мне раньше, чем почувствуешь, что надо позвонить.
– Вечером.
Она шла к машине, улыбаясь во весь рот.
У Нила нет подруги.
И не будет… в течение ближайших трех часов.
Джорджи позвонила ему вечером. Потом они отправились в район Венеция, где в ресторане «Версаль» заказали цыпленка с чесноком и жареные плантаны[31]. Нил совсем не знал достопримечательностей Лос-Анджелеса. Все свое время он проводил либо у себя в комнате, либо в аудиториях, либо на воде, которую терпеть не мог.
Он действительно ненавидел воду.
Нилу нравилась сама концепция океана. Он оживлялся, рассказывая о жизни в глубинах и об удивительных кораллах.
Вообще же его мимика оставляла желать лучшего. Нил был не из тех, чьи мысли тут же отражаются на лице, подобно солнечным бликам на воде. Джорджи приходилось внимательно наблюдать за каждым скупым движением его губ и глаз, пытаясь догадываться об их значении. Такого занятия ей хватило бы на всю оставшуюся жизнь.
А вот Нил не знал, на что ему потратить свою жизнь.
Он пошутил насчет умения принимать трагически скверные решения. Живя в сухопутной Небраске, он заболел океаном. Океанография казалась ему главным делом его жизни. Так он попал в Калифорнию, где реальность быстро внесла свои коррективы. Уезжая на учебу, и потом почти весь первый курс, он думал о том, чтобы сделать предложение своей подруге Дон. Какое впечатляющее имя! Рассвет Прерий![32]
– У меня туго с желаниями, – сказал Нил. – Сам не знаю, чего хочу.
Их первый вечер перетек в ночь, потом в утро. Они сидели на пляже. Нил держал Джорджи за руку.
Песок был влажным. Дул прохладный ветер. Неудивительно, что Джорджи тесно прижалась к Нилу. Не простужаться же на ветру! Она была в юбке в синюю и зеленую клетку, а на ногах – красные ботинки «Док Мартенс». Теперь она могла беспрепятственно утыкаться коленом Нилу в бедро. Ради нее Нил расстался со своей Дон. Он признался Джорджи, что она ему нравится. Чего же еще?
– Тогда у нас может сложиться великолепный тандем, – заявила Джорджи. – У меня с желаниями более чем в порядке. Если я чего-то хочу, то даже физически это ощущаю. Моего умения хотеть хватит на двоих.
– Это уж точно, – поизнес Нил.
Эти слова он потом произносил всякий раз, когда самому было нечего сказать и он хотел, чтобы Джорджи продолжала говорить. Его слова сопровождала улыбка. Улыбка имела разные свойства в зависимости от выражения его глаз. Если они сияли, улыбка казалась просто насмешливой. Если нет – она превращалась в жестокую.
– Это уж точно, – согласилась Джорджи.
– А ты чего хочешь?
Проще всего (и банальнее всего) было бы ответить: «Тебя». Вопреки правдивости такого ответа Джорджи сказала другое:
– Я хочу писать. Хочу заставлять людей смеяться. Создавать свои шоу. Одно за другим. Хочу быть как Джеймс Брукс[33].
– Я понятия не имею, кто он такой.
– Обыватель с острым умом.
– Такое бывает? – удивился Нил.
– Наверное, раз он без конца получает премии… А еще я хочу написать книгу эссе. И войти в труппу «Ребятишек в коридоре»
