– Я, в общем-то, собиралась ехать в Калабасас. Но до вас ближе.
– Конечно.
У матери опять было озабоченное лицо. Возможно, из-за Джорджи. А может, из-за мопсихи, находящейся на сносях.
– Тебе сегодня получше?
– Да. Я…
В дверь позвонили. Джорджи хотела пойти открыть, но мать выразительно покачала головой. Мопсиха тявкнула. Хизер оттолкнула старшую сестру, жестами показывая, чтобы держалась подальше от двери.
– Доставщик пиццы, – шепнула ей мать.
– Это не объяснение.
Хизер взглянула в окно, расправила облегающую футболку и пошла открывать, плотно закрыв дверь гостиной.
– Влюбилась девочка. – Мать почесала внушительное брюхо мопсихи. – Ты ведь помнишь, как это бывает, – продолжила она, обращаясь уже к мопсихе детским голоском. – Помнишь? Или успела забыть, моя маленькая мамочка?
– Вряд ли она помнит, – сказала Джорджи. – Ты свезла ее к какому-то мопсу в Тарзану, которого она раньше не видела.
– А что делать? – Мать прикрыла мопсихе глаза. – Если ее муженек ни на что не годен, пришлось осеменяться на стороне. – (Джорджи пожала плечами.) – Ты у нас сегодня выглядишь получше, – все тем же детским голоском сообщила мать, продолжая улыбаться своей драгоценной псине.
– Угу, – коротко ответила Джорджи.
До некоторой степени лучше. Во всяком случае, она трезвая, и похмелье больше ее не терзает. И за последние сутки она ни разу не разговаривала по телефону с покойниками. Тоже плюс.
– Есть хочешь? – спросила мать. – В холодильнике остался швейцарский стейк.
– И пицца, – добавила вошедшая Хизер.
Она вся светилась, а коробку с пиццей прижимала к себе так, словно там лежали драгоценности.
Джорджи покосилась на коробку:
– Спасибо, я поела на работе. Боюсь, я не сумею прочувствовать вкус этой особой пиццы. Лучше пойду и прилягу. – Джорджи сделала несколько шагов к двери и остановилась. – Мам, можно мне позвонить с твоего мобильника?
– Конечно. Сейчас достану из сумки. – Она передала мопсиху Кендрику и встала с дивана. – Кстати, я выстирала твои джинсы, – сообщила мать, роясь в сумке. – Но эти штанишки тебе очень идут. На твоем месте я бы носила кардиганы.
Она подала дочери смартфон, обвешанный побрякушками. На экране, естественно, красовалась морда мопса.
Джорджи набрала мобильный Нила и тут же отключилась. Опять голосовая почта. Тогда она попробовала домашний номер Маргарет. Короткие гудки.
– Спасибо, мама. – Она вернула матери телефон. – Кендрик, а можно еще и с твоего позвонить?
Джорджи не слишком понимала смысл своих экспериментов. Что она хотела проверить?
У Кендрика был простой черный мобильник. Вдобавок заляпанный раствором. Снова голосовая почта. Снова короткие гудки на проводной линии.
– Дорогая, ты думаешь, что Нил блокирует звонки? – спросила мать.
– Сама не знаю, – честно ответила Джорджи. – Спасибо, что дали позвонить. И спасибо, что я могу сегодня остаться.
– О чем ты говоришь?
Мать обняла ее. Джорджи выдержала минуту материнских объятий и поцелуев в макушку, затем пошла наверх.
Ощущение было таким, словно она вернулась из школы после скверного дня. Предельно скверного. На подушке лежали аккуратно сложенные джинсы и футболка Нила. Казалось, мать знала, что Джорджи и сегодня приедет ночевать. Или, хуже того, что Нил не только ее бросил, но еще и выгнал из дому. Мать даже сменила постельное белье.
Джорджи хотела принять душ, но передумала. Она залезла на кровать, поставив рядом желтый телефон. Бесполезно снова пытаться позвонить Нилу. Она уже пыталась. Он не отвечал на ее звонки.
Может, он действительно не хочет с ней говорить?
Похоже, что так. Его мобильник отзывался лишь в тех случаях, когда Нила не было дома… Якобы не было. Может, Маргарет оберегает сына от ее звонков? Вдруг свекровь знает то, что неизвестно Джорджи?
Нет, Маргарет не из таких. Джорджи ей нравилась, и она не хотела, чтобы ее внучки жили по сценарию «разведенные родители». По самому отвратительному из всех сценариев.
Маргарет не могла желать разрушения их семьи.
Но Нил – ее сын. И она знает, что сын несчастлив.
Это был непреложный факт.
Джорджи не драматизировала ситуацию, не заблуждалась и не поддавалась параноидальным мыслям. Это была самая настоящая правда.