Все это выглядит как-то нереально.
– И чем это тебе кажется?
– Мастерски придуманным сценарием рождественского фильма.
Дыхание Нила согревало ей шею.
– Двухсерийного фильма, – сказал он. – Что-нибудь вроде эффектной экранизации диккенсовской «Рождественской песни».
– Вот-вот, – согласилась Джорджи. – Или что-то в духе «Этой прекрасной жизни».
Рот Нила был теплым и влажным.
– Вам не холодно, Джордж Бейли? – спросил он.
– Нет, – ответила Джорджи.
– Однако ты дрожишь.
– Мне не холодно.
Нил крепче обнял ее.
– И снег все время так идет? – спросила Джорджи.
– Наверное.
– Даже когда никто не видит?
– Думаю, что да, только мне нечем это доказать.
– Не могу поверить, что я чуть не пропустила это чудо.
– Чуть-чуть не считается.
– Я едва не пропустила…
– Не начинай. Эту станцию мы уже проехали.
– Нет, – возразила Джорджи. – Так и не проехали.
– Проезжали несколько раз.
– Но, Нил… я очень по тебе скучала.
– Верю. А теперь пора бы перестать. Нельзя скучать по тому, кто стоит рядом.
– Хорошо. Больше не буду скучать.
Снег падал, как в кадрах замедленной съемки.
– Я тоже по тебе скучал, – признался Нил. – Скучал по твоим разговорам.
– По каким?
– По всем. Ты же всегда делилась со мной своими мыслями. Своими заботами. Говорила, что приготовить тебе на обед.
– Ты скучал, не слыша моих слов: «Я снова хочу курицу с рисом»?
– Я скучал не по конкретным словам, а по твоим словам вообще. Понимаешь?
– Кажется, да.
– Джорджи, скажи мне что-нибудь.
– Что?
– Расскажи мне о лос-анджелесских новостях, – попросил он и еще крепче обнял Джорджи. – Ты же продрогла.
– Нет. Это очень теплый свитер.
Джорджи повернулась к нему:
– Я… Да, Петуния разродилась тремя щенятами.
– Да ну?
– Ты слышишь об этом из первых уст. Мамы дома не было, и я помогала этой псине рожать.
– Принимала собачьи роды?
– Представь себе. А еще… моя сестрица – лесбиянка.
– Хизер?
– А кто же еще? У меня только одна сестра. Может, ей это только кажется, но пока она сильно запала на свою хорошенькую подружку.
– М-да.
Нил сощурился и покачал головой.
– Что?
– Да так… на секунду показалось. Дежавю какое-то.
Джорджи обняла его. Щеки, нос и ресницы Нила были белыми от снежинок.
– Нил… – прошептала она, сметая снежинки.
– Джорджи, говорю тебе, это мы проехали. Хватит. Сегодня первый день Рождества.
– Только одно маленькое добавление.
– Ладно. Но только одно.
– Я стану лучше.
– Мы оба станем.
– Я приложу больше усилий.
– Я тебе верю.
Она держала его лицо в своих ладонях и погружалась в его глаза, пытаясь влить туда огонь.
– Отныне и навсегда, Нил.
Нил опустил глаза, словно у него в руках было что-то хрупкое и он боялся, как бы это хрупкое не распалось.
Он открыл рот, но Джорджи тут же закрыла его губы своими. Она не могла удержаться от поцелуя. Его губы всегда были рядом, в пределах досягаемости. Не целоваться с ним – худшей пытки невозможно придумать.
Джорджи целовала его, слегка запрокинув ему голову. Потом отстранилась. Голова Нила дернулась, словно ему стало больно.
– Идем в дом, Джорджи. И никаких маленьких добавлений.
– Одно все-таки есть. Я только сейчас вспомнила, что до сих пор не позвонила маме.
– Неужели?
Джорджи высвободилась из его рук, но Нил снова ее обнял.
– Я должна ей позвонить. Я просто исчезла из дома, не сказав, куда еду.
– Так в чем дело? Позвони ей. Где твой мобильник?
– Сдох, и, по-моему, уже окончательно.
Джорджи стала рыться в карманах его куртки.
– А твой где?
– В доме. С севшим аккумулятором. Элис поиграла в «тетрис».
Джорджи стряхнула снег с подаренных ей уггов.
– Тогда я позвоню с проводного телефона.
– Попроси у мамы ее мобильник. Проводного у нее больше нет.
Джорджи остановилась как вкопанная:
– Как нет? И давно?
– Уже несколько лет. С тех пор, как умер отец.
– Надо же…
Нил запахнул свою куртку вокруг плеч Джорджи.
– Пошли в дом. Ты дрожишь.
– Тебе кажется, Нил. Мне тепло.
– Идем туда, где по-настоящему тепло.
– Я… – Она потянулась к его лицу. – Я почти…
– Перестань, Джорджи, – прошептал он. – Ты же здесь, правда? Так и будь здесь.
