Настя вспомнила про камеру, которая была у Игоря. Она стала снимать все, что их окружало. Подходила к каждому и в шутку брала интервью. Конечно же, сняла закат, его нельзя было оставить без внимания. Красота неописуемая. Закончив съемку, предложила заняться ужином. Было решено торжественно отметить свое пребывание на мысе. На импровизированном столе стала появляться еда. Развели костер. Всем захотелось печеной картошки. А пока нарезали колбаску и овощи, Виктор поджаривал на огне сосиски и хлеб. Аппетит у всех был отличный. Открыли бутылку вина. Николай Петрович произнес тост, и все дружно выпили. Когда, наконец запеклась картошка, народ уже опустошил вторую бутылку. Виктор все еще держался от Петровича на расстоянии, а тут решил подсесть к нему.
– Николай Петрович, я вот один не очень-то верю в местные байки. А расскажите, кто вы, откуда… Что произошло в вашей жизни такого, что заставило оказаться с нами здесь?
– Да, Николай Петрович, расскажите, – подхватила Настя. – Раз уж мы все здесь, расскажите. Мне тоже это важно.
– Я и сам собирался, – ответил тот. – Конечно, расскажу, от чего ж нет. Да вы и сами скоро во всем убедитесь.
Петрович начал издалека. Оказывается, родился он под Саратовом. Это были тяжелые послевоенные годы. Родителей своих он не помнит. Отец и мать были арестованы в 1949-м. Воспитывала его соседка – Агреппина Ивановна Иванова. Ее фамилию он и носит. На Байкал приехал в 1971-м. Устроился в поселке Хужир. Там женился на бурятке. Она была медсестрой, а он врачом, на работе и познакомились. Детей у них не было. Николай Петрович сильно из-за этого переживал. Пить начал, часто уезжал с другом на рыбалку. Подальше от жены, а та виноватой себя чувствовала. Ущербной считала, вот и старалась всячески угодить Петровичу. Только его это еще больше угнетало. Потому и бежал, бежал из дома, от ее виноватых глаз. Все изменила очередная рыбалка. Приехали с приятелем на свое место и изрядно выпили. Точнее сказать, перепили. Тот отключился, а Петрович сел в катер и дал полный ход. Катер летел по бесконечной водной глади, пока не заглох мотор. Наступила такая тишина, что Петровичу казалось, он слышит, как передвигается туман, окутывая все вокруг. Белая пелена как будто что-то шептала. Прислушивался-прислушивался к этому шепоту и заснул. И не знает толком, сколько пролежал на дне катера. Очнулся от холода и странного запаха.
– Летучий голландец! Кажется, я допился, – произнес он тогда, увидев прямо перед собой неописуемо красивый корабль.
Он был большой, с поднятыми парусами, развевающимся флагом, окрашенный в черный цвет. От него исходило яркое свечение, которое создавало ощущение нереальности. Приблизившись вплотную, постучав руками по борту судна, Петрович убедился, что это не мираж. Ни минуты не сомневаясь, он забрался наверх по свисающему канату.
– Эй, есть кто-нибудь?! Люди! Есть кто живой? – кричал он.
Ему никто не ответил. Тогда мужчина решил обойти все, в надежде найти хозяев этого красавца. Присутствие людей наблюдалось повсюду, но он так никого и не нашел.
– Что за черт? Куда вы все подевались? Я что, схожу с ума? – громко говорил он, продолжая поиски.
В одной из кают Петрович нашел вахтенный журнал, открытый на пустой странице. Перелистал – какие-то даты, короткие записи, он ничего не понимал. Рука сама потянулась за чернилами и ручкой. Недолго думая вывел своим неразборчивым врачебным почерком: «1993 г. Моя жизнь давно потеряла смысл. Есть ли он вообще, этот смысл? Нужна ли она мне, эта жизнь, я не знаю. Николай Иванов». Он так давно думал об этом, вот ничего другого написать и не смог. В душе Петрович почувствовал какое-то облегчение. «Надо возвращаться домой», – вдруг решил он и пошел на палубу. Но палубы не было, вернее, она была, но передвигаться по ней было невозможно. Доски прогнили так, что ступать на них стало просто опасно. Петрович оглянулся назад. Его охватил ужас. Корабль изменился. Он выглядел таким, какими бывают корабли, разрушенные временем. Надо бежать отсюда. Но как? Осторожно, боясь провалиться, он стал пробираться к борту судна, но не сделал и трех шагов. Потоки воздуха стали закручиваться в спираль, образуя огромную светящуюся воронку. Невидимая сила затягивала внутрь все, что было рядом. Петрович закрыл глаза, исчезая вместе с кораблем. Очнулся в катере, у берега, на котором оставил друга. Казалось, все было по-прежнему, только ни товарища, ни их вещей не было. Петрович опустил то, как он добрался до поселка. Он не мог понять, что изменилось, но что-то было не так. Беспокойство, нарастающее в душе, переросло в панику, когда он подошел к дому. Почему-то было много народа. Зачем собрались здесь все эти люди? Что-то случилось с женой, пока его не было? Знакомые лица сильно изменились, его никто не узнавал. Ничего не говоря, он присоединился к толпе. Страх не давал ему войти в дом и произнести хоть слово. Из дома вынесли гроб с телом мужчины. Рядом шла его жена, она была убита горем. Петрович посмотрел на усопшего – это был он. Он сам! Сказать, что ему стало страшно, – ничего не сказать. Петрович в шоке резко развернулся и побежал прочь. Он ничего не понимал. Бежал и бежал. Когда силы иссякли, упал на землю. Лежал и плакал. «Что это? Такого быть не может!» – вертелось в голове. Постепенно истерика прошла. Он успокоился и начал понимать, что же произошло. Он вспомнил корабль, это не было сном, как он себя убеждал. Ступив на борт того судна, он каким-то образом проскочил значительный отрезок времени. Вот почему все так изменилось вокруг. «Значит, я умер, интересно от чего? – думал он. – Надо что-то делать… Прийти к жене сейчас он не может, значит, нужно вернуться туда, где все это случилось». Николай Петрович не стал рассказывать, как и сколько он добирался до места их рыбалки, как искал это судно, как сходил с ума. Когда снова неизвестно откуда взявшийся туман накрыл его своим плотным одеялом, он обрадовался. Петрович был уверен: когда туман рассеется, он найдет эту проклятую посудину. Его надежды оправдались. Вот оно, вот оно, это судно! У Николая Петровича тряслись руки, он с трудом забрался на борт. Ему уже не было никакого дела, есть ли здесь кто-то, или нет. Он пошел в каюту, где лежал журнал. Он должен сделать другую запись, он был в этом уверен. Зачеркнув предыдущие строчки, Петрович дрожащей рукой написал: «1993 г. Господи! Прости меня! Господи, прости! Я так хочу жить. Николай Иванов». Вернувшись на палубу, Петрович упал на колени, он стал молиться, хотя не знал ни одной молитвы. Он плакал и осипшим голосом повторял: «Господи, прости меня! Прости меня, Господи! Верни меня. Я не хочу, Господи! Я так хочу назад. Господи, прости меня!» Он опять почувствовал, как какая-то сила стала сдавливать пространство, разделяя его на две половины и затягивая все куда-то внутрь.
