Звездопад - страница 22

Алекс сидел, откинувшись в кресле, пялясь в одну точку на потолке, пришибленный получившейся суммой. «Неудивительно, что меня тут чуть не отравили на фиг: с таким количеством денег вообще долго не живут. Хотя вот Билли Гейтс вполне себе здравствует и без телохранителей ходит». Цифра, светившаяся на экране, заставляла новоиспеченного лорда чувствовать себя неуютно. Нет, он, как и большинство, частенько мечтал сделаться миллиардером, но вот возможные интриги, прилагавшиеся к такому количеству денег, да еще в совершенно незнакомой среде, положительных чувств в нем не вызывали. Из транса его вывел хрипловатый голос, раздавшийся над ухом, отчего Алекс непроизвольно вздрогнул.

– Милорд, все готово для ужина, ваши родственники и гости уже собираются в главной трапезной замка. – Рядом, склонившийся в легком поклоне, стоял Барра, неизвестно как появившийся в кабинете.

– А, ну да, конечно, идем. Таэр, ты с нами? – пробормотал вышедший из оцепенения Алекс.

Девушка в ответ пожала плечами, выключила монитор и быстрыми шагами нагнала успевших выйти мужчин.

Пока они шли по бесконечным анфиладам залов и коридоров, перемежающихся воздушными мостиками, Алексу пришла в голову мысль, что, возможно, 56 миллиардов это, в сущности, не так уж и много, он ведь понятия не имеет о покупательной способности этих «данариев», может, батон хлеба стоит тысяч пять?

– Таэр, у тебя зарплата сколько? – с невинным видом задал вопрос милорд.

– Сорок пять тысяч данариев в год. Что, хочешь сократить мне жалованье за вредность? – ухмыльнулась специалистка. – Ничего не выйдет, у меня пятнадцатилетний контракт с фиксированной суммой и обязательным условием выплаты за весь срок контракта в случае его досрочного расторжения с твоей стороны. Между прочим, ты сам на этом настоял, – с победным видом добавила она.

– Может, увеличить хочу за вредность и молоко давать за нее же, – ухмыльнулся ей в ответ Алекс.

– А у тебя, Барра?

– Двадцать пять тысяч данариев в год и стипендия на обучение сына, в восемь тысяч данариев ежегодно, предоставленная вами, милорд.

«Это тоже ни о чем не говорит, они оба могут быть как нетипично высоко оплачиваемыми, так и наоборот. – Алекс напряг свои экономические познания, которые в свое время вылились в целый диплом, и вспомнил про „индекс гамбургера“. – Ну „макдональдсов“‑то тут явно нет, но какое‑то представление составить можно».

– А сколько стоит перекусить на двоих в средней забегаловке, куда ходят обычные люди, не обремененные избытком денег?

– Зависит от аппетита, наверно, кредов двадцать – двадцать пять. – Таэр с интересом посмотрела в ответ: мол, зачем это тебе, а?

– А сколько в креде данариев или наоборот? – продолжал интересоваться Алекс.

– В одном данарии десять кредов, в одном креде десять долей, – медленно, ласковым голосом ответила девушка.

«Ну еще добавь „Понял, малыш?“, тебя бы к нам закинуло, в какого‑нибудь олигарха, я б на тебя посмотрел, всю такую бравую», – пробурчал мысленно лорд.

– А флаер сколько стоит, ну такой, не особо роскошный, средней комплектации…

Но дальнейшего погружения в дебри сравнительной экономики не вышло: ответить Таэр не успела, потому что они пришли в главную трапезную.

Огромный зал, метров сто длиной, с потолками какой‑то вовсе уж неприличной высоты. Стены были затянуты чем‑то наподобие золотистого шелка, покрытого замысловатой серебристой вышивкой, высокие окна были почти полностью закрыты алыми портьерами, вдоль стен свисали гобелены, а потолки были расписаны очередной батальной сценой: на фоне звездного неба какие‑то звездолеты крошили друг друга почем зря. В центре зала находился гигантский стол, заставленный различными блюдами, за ним в высоких массивных креслах сидели люди, вернее, даже толпа людей, больше сорока, это точно.

«Родственнички собрались», – без всякого энтузиазма подумал Алекс, усаживаясь во главе стола, по левую руку от него села Таэр, справа было пустое кресло. Барра же остался где‑то за спиной, раздавая указания слугам и дроидам, которых суетилось вокруг точно больше десятка.

Родня выжидательно уставилась на лорда Кассарда. Тот тяжко вздохнул про себя, взял бокал, оперативно наполненный Баррой, и, собрав всю свою политичность в кулак, произнес пространную речь минут на пятнадцать.