Адель молчала, едва заметно кусая губы. Приходилось задуматься о том, что она натворила. Нет, сожаления не было. Просто… просто информация, которую она передала сейчас Жиске, могла бы затронуть не только Мориса, но и Эдуарда. Может, она подсознательно хотела этого? В ней жила какая-то нелепая потребность причинять боль, бить как можно неожиданнее и сильнее. Любовь к графу де Монтрею порой совершенно затухала, ибо слишком сильна была обида и ненависть: хотелось сделать что угодно, поступить как угодно жестоко и бессмысленно, но обратить на себя внимание…
А вообще-то внутри Адель царило смятение, такое, что голова шла кругом и хотелось укусить себя за пальцы, лишь бы все прояснилось. Она была как в тумане, действовала Наощупь… и к этому общему сумбуру примешивалась такая тоска, что чувствовала себя Адель невыносимо тягостно и скверно.
— Вы представляете, что за обвинения они выдвигают против меня? — продолжал префект, увлеченный своей темой. — Будто слишком много появилось левых, и повсюду они строят заговоры и адские машины! Да разве Жиске в этом виноват? Разве Жиске, посадив преступников на скамью подсудимых, отпускает их на свободу и милует? Нет, это делает король. Ему, видите ли, хочется прослыть милосердным и гуманным, а еще это делает Палата пэров, но уж никак не я…
Адель взглянула на него, задумалась, и в памяти неожиданно всплыл тот октябрьский вечер, когда она, совсем еще девчонка тогда, испуганная и подавленная, сидела в полицейском участке, ожидая, когда ее заберут в тюрьму, ибо денег уплатить штраф у нее не было, и увидела вдруг невысокого властного человека в черном сюртуке. Она помнила, как он взглянул на нее и сказал: «Да нет, напротив… мадемуазель вовсе не знает себе цены». Потом дал ей двадцать франков, и она бежала, как сумасшедшая, к ближайшей кондитерской, чтобы за его деньги купить кренделек с орехами…
Прощаясь с ним в тот самый первый раз, она пообещала Жиске: «Я докажу, что знаю, что такое благодарность». Как же она собирается доказать это сейчас? Как объяснит Дезире, если та спросит, почему крестный отец их ненавидит? Ей было несколько тяжело вспоминать все это, ибо такие мысли вызывали сентиментальные чувства, стыд и сожаление, а это было вовсе не нужно. Это было в ее положении роскошью. И, черт побери, как бы Жиске ни был хорош, не стоит его идеализировать. От нее он тоже многое взял. Прерывая его, Адель неожиданно сказала чуть хрипловатым голосом:
— Анри, раз вы уже здесь, едемте ко мне.
Он, будто застигнутый врасплох, ответил не сразу.
— Адель, я так занят… и столько разных забот с этой проклятой префектурой, что я не уверен…
Она поняла его.
— Успокойтесь. Я сделаю так, что вы оживете и сможете, обещаю. А если нет, тоже не беспокойтесь: мы просто побудем вместе. Поедемте, господин префект… Вы же знаете, как бывает хорошо, когда я сама хочу сделать приятное.
Карета князя Тюфякина остановилась у одного из домов на улице Озурс, где помещался банк. Был слегка морозный, светлый день середины января.
Из экипажа вышла светловолосая женщина в шляпке под вуалью, одетая в костюм, в котором несколько раз появлялась на Елисейских полях мадемуазель Эрио. То была Жюдит, переодевшаяся госпожой. Она вошла в банк и прошла на условленное место. Пробыть здесь она должна была по крайней мере час.
В то же время другая женщина, Адель, одетая куда скромнее — в будничный наряд своей горничной — и тоже спрятавшая лицо под вуалью, прицепленной к дешевой шляпке гризетки, на наемном извозчике приехала на Итальянский бульвар, спрыгнула на землю, нырнула в толпу, на мгновение затерявшись в ней, и вынырнула у небольшого бистро, где ее встретил человек Габриэля Делессера. Они вошли в бистро, вышли через черный ход, сели в экипаж, который их дожидался, и через четверть часа Адель, поднимая вуаль и задыхаясь, входила в мэрию восьмого округа, где была назначена церемония.
— Я не слишком опоздала?
— Ничуть не опоздали, — ответили ей.
Делессер, боясь себя скомпрометировать даже в малейшей степени, в мэрию не явился. Правда, свидетели, мэр и сам жених были надлежащим образом подготовлены — кстати сказать, будущего своего мужа Адель увидела впервые в день бракосочетания.
