Рикардо не слышал их разговора, но видел, как папаша Креспо почтительно проводил его жену до дверей своего кабинета и даже вышел вслед за ней в коридор.
Послышался стук легких каблучков Каридад.
— Ты подожди, дорогой, минут пять. Я к синоптикам сбегаю.
Рикардо снова остался один. Через минуту он увидел, как в диспетчерскую возвратился старый Клименте.
Ему бы давно на пенсию по здоровью, да не хочет. Скучно одному дома. Говорили, что в 1961 году был тяжело ранен. Из-за этого он и семьей будто бы обзавестись не мог. Так и жил с тех пор один.
В руках старый диспетчер держал завернутый в бумагу пакет, похожий на толстую книгу. Клименте погладил его рукой, улыбнулся и, подойдя к сумкам, сунул его поглубже в одну из них. Потом подошел к телефону, набрал номер и что-то коротко сказал в трубку. Положив ее на рычаг, он достал из тумбочки стола термос, сверток с едой и стал ужинать.
Каридад вернулась быстро.
— Все в порядке, — сказала она. — Прогноз на завтра отличный по всему острову. Я скажу об этом папаше Креспо, и мы можем ехать обратно. Просьбу Антонио начальнику охраны порта я тоже передала. Он сказал, что после полуночи поставит у самолета часового.
Она исчезла за дверью.
— Ну как, дочка? — приветливо встретил ее Клименте. — Кофейку налить чашечку, или спешишь?
— С погодой все хорошо. Самолет отправляется ровно в шесть. Мы будем здесь все за полчаса до вылета.
Она уже подошла к двери, когда Клименте окликнул ее.
— Ты вот что. Сумки-то свои отнеси сразу в самолет. Вот он, совсем рядом. А то мало ли тут всякой шпаны вертится. Не дай бог я засну…
Каридад согласилась. Папаша Креспо прав, всякое может случиться. А там чужие вещи.
Пожелав папаше Креспо спокойного дежурства, она, захватив сумки, вышла из кабинета. У самой двери Рикардо молча взял у жены две сумки и пошел вслед за ней к самолету.
— Что это за сувенир старик молодым подсунул? — спросил он, подходя к трапу. — Книгу или древнюю шкатулку?
— Какой сувенир? — удивилась Каридад. — Он ничего не сказал мне. Да и не похоже это на него. Всем в порту известна его… бережливость.
Выслушав мужа, Каридад поставила свою сумку на ступеньку трапа. Открыла застежку. Белые брюки, смокинг, разноцветные флажки, рубашка… На самом дне лежал пакет, завернутый в вощеную бумагу, о котором говорил Рикардо.
— А я — то думаю, чего вдруг сумка так потяжелела. Килограммов пять, не меньше, — приподняла она пакет на руке. — Даже для книги многовато. О! Конечно не книга! Это часы. Слышишь?
Она прислонила ухо к пакету.
— Тикают.
Рикардо мгновение оцепенело смотрел на руки жены. Лицо его побелело.
— Дай! — шепотом выдохнул он из себя и, забрав пакет, быстро пошел с ним в сторону от самолета.
У первого же фонаря он остановился. Осторожно положил пакет на землю, развернул.
Да, он не ошибся. Это не кровь громко стучала у него в висках. Это, отсчитывая секунды, двигалась по циферблату большая красная стрелка. Две другие, поменьше, светящиеся слабым зеленоватым светом, показывали шесть часов двадцать минут…
Подошла Каридад, стала рядом.
— Что это? — тихо спросила она.
— Мина замедленного действия. Должна взорваться… Вы когда отлетаете? Ага… Значит, через двадцать минут после взлета. Прямо в воздухе. Хороший сувенирчик… И нашим гостям, и тебе, и экипажу. Какая мерзость! Святоша… Правду говорят, что дьявол на старости лет идет в монахи. Его надо немедленно арестовать. Пошли скорее! Я его сам…
— Нет, погоди, дорогой. Я знаю, что ты у меня храбрый. Но сейчас этого делать, пожалуй, не надо, — твердо сказала Каридад. — Я сейчас, наоборот, зайду к нему еще раз и скажу, что все в полном порядке, мол, сумки положила в грузовой отсек и часовой стоит у самолета. Пусть папаша Креспо спокойно дежурит до утра. Тогда вместе с ним останутся спокойными те, кто поручил ему это сделать. Иначе они предпримут что-нибудь другое.
Она смотрела, как Рикардо заворачивает мину в бумагу.
— Ее мы отвезем в Комитет безопасности. Раньше времени она ведь не взорвется. Пусть они там ею, а затем и папашей Креспо занимаются. А мы тем временем… Да, надо обязательно передать начальнику охраны аэропорта просьбу Антонио Саласара. Пусть выставит усиленную охрану к самолету, чтобы не смогли ни подложить что-нибудь еще, ни проверить — на месте ли этот подарочек.
