– Совершенно верно, – ответила Риппл через чье-то плечо. Она протянула руку между головами двух бойких журналистов и взяла из рук Анджелы свою маленькую шляпу. – Если бы не он («Правильно ли я надела шляпу? Никак не могу подойти к зеркалу… Где моя сумка? Это сумка Мадам… Анджела, я не знаю, куда все делось; вы убрали мои перчатки и все мои вещи…»), Сильвия, если бы не он, я до сих пор сидела бы на Портсмутской дороге и никогда не попала бы сюда.
– Это интересно! Совершенно незнакомый молодой человек? – воскликнула Сильвия. – Это не капитан… Человек, которого ты никогда в жизни не видела?
– Нет, нет. Мой старый близкий друг. Человек, которого я хорошо знаю, – ответила Риппл подруге. Она не знала, что каждое, самое простое слово, сорвавшееся в тот вечер с уст новой знаменитости, будет жадно подхвачено журналистами, собирающими о ней сведения. Теперь балерина была одета и готова пройти через ворвавшуюся к ней толпу и покинуть уборную, где царила атмосфера газа, грима, пудры, сигарного дыма, болтовни и нарядов, если, конечно, ее пропустят.
– Его здесь нет. Дайте мне его цветы. Да, эти. Он, наверное, у выхода, ждет вместе с другими. («Спокойной ночи! Очень вам благодарна. Да, я у телефона… Да, я могу позавтракать с вами завтра… О, это очень любезно. Прощайте… Пожалуйста, простите. Пропустите меня, пожалуйста»). Я должна увидеть его, если вообще еще сегодня кого-нибудь увижу.
II
Узкую боковую улочку, на которую выходил артистический подъезд, разумеется, заполнили молодые люди без шляп или в цилиндрах; все были возбуждены и настроены нетерпеливо, мелькали белые груди рубашек и шарфы.
Тут же находился Джеральд с группой своих товарищей.
– Вот она! – воскликнул он, когда тонкая фигура в простом темно-синем платье и серой шляпе появилась в распахнувшейся двери.
Но в этот момент Риппл, бледной в свете уличных фонарей, бледной и взволнованной своим первым триумфом, было не до брата и его компании. Ей было даже не до того высокого молодого человека, крупного, широкоплечего, с решительным лицом и серьезным взглядом, который стоял за ними и впился своими темными глазами в дверь, откуда она выходила.
Глаза Риппл и вся благодарность, на какую она была способна, обратились в тот момент на молодого человека, который стоял один, по другую сторону двери.
– Стив! Вы здесь! Не знаю, как вас благодарить. Ваши прелестные цветы…
Риппл держала в руках букет цветов из уэльской деревни. Букеты и венки, перевязанные лентами корзины она поручила Анджеле, цветы Стива взяла с собой.
– Я страшно рад, что они вам понравились, – услышала она его слова. – Я заказал их… Я написал той женщине, у которой мы иногда пили чай в былое время. Все, что я смог придумать, Риппл…
– О, Стив, это чудесно с вашей стороны! Вы не знаете, какое это имело для меня значение! Не знаю, что бы я делала иначе! – воскликнула новая прима балерина, и голос ее пресекся от волнения, напряжения и усталости. – Не проводите ли вы меня домой?
Девушка ни о чем теперь не могла думать, кроме того, что сильно устала. Риппл не заметила даже странного выражения, мелькнувшего на знакомом лице ее друга детства, который стоял перед ней, такой стройный, затянутый в вечерний костюм, безукоризненный, как модная картинка, словно ему никогда не приходилось переодеваться в костюм мотоциклиста и быть с головы до пят в грязи, машинном масле и копоти. Она не ожидала, что Стив, всегда такой самоуверенный, внезапно повернется и с не свойственной ему нерешительностью ответит:
– Проводить вас домой? Я очень хочу. Но, Риппл, я с вашим братом… Он был очень любезен… Мередит здесь.
– Хэлло, Риппл! Послушай… – раздался голос Джеральда. – Наконец-то мы добрались до тебя. Это было нелегко. Вот, я хочу тебе представить… Мои друзья. Это мистер…
Он пробормотал ряд имен, из которых Риппл не расслышала ни одного.
– Послушай, дорогая моя, ты не видела Виктора? Он, кажется, устал стоять здесь, без конца тебя ожидая. Вот он здесь.
Виктор? При этом имени Риппл вздрогнула. Виктор Барр? Конечно, он должен был прийти сюда, чтобы отвезти ее домой. А она забыла о нем.
