— Ну, во-первых, не один, а вдвоем с моим лучшим корешем Сережей Колесовым, который сейчас является моим непосредственным начальником. А, во-вторых, ты, Игорек, не очень доверяй слухам. Для нашего брата нет ничего вреднее слухов. С первых шагов своей оперативной службы возьми за правило все подвергать сомнению, пока не докажешь это практикой. Понял?
— Ага, понял.
А я подумал: «Как же быстро летит безвозвратное время. Давно ли я сам, как Игорь, разинув рот внимал своему наставнику майору Твердохлебу. «Чого должон иметь хороший сыскарь? — спрашивал тот, и тут же сам отвечал, переосмыслив и дополнив знаменитое высказывание Дзержинского: — Правильно. Горячее сердце, хорошую сообразиловку, быстрые ноги и крепкие кулаки». И вот уже сам выступаю в роли наставника. Не успеешь оглянуться, как потянет на мемуары. Впрочем, до этого ещё надо дожить.»
— В милицию пошел по призванию или как? — спросил.
— Я не знаю, — пожал плечами Игорь. — Максим предложил. Я согласился. А вообще-то мне здесь нравится. Нормально.
Тем временем по старому коммунальному мосту мы выехали на улицу Восход. Вот и Никитина.
— Юра, швартуйся вон к тому дому, — указал я шоферу на панельную пятиэтажку. — Остановишь у первого подъезда.
— Понял.
Мы с Игорем вышли из машины. Прошли к четвертому подъезду. Подобные меры предосторожности были оправданы. Хотя я и был уверен, что кто-то пытается пустить нас по ложному следу, но полностью исключить версию о том, что убийцей является Семен Зеленский, не имел права. В нашем деле всякое бывает. А если это так, то, увидев милицейскую машину, осторожный Тугрик сразу сообразит что к чему. После этого ищи ветра в поле.
Мы вошли в подъезд.
— У тебя оружие есть? — спросил я Игоря.
— Ага. Есть, — отчего-то шепотом ответил он.
— Приготовь. Может понадобиться.
— Ага. — Неупокоев достал из наплечной кобуры «макаров», снял с предохранителя, передернул затвор. Доложил: — Я готов, товарищ подполковник.
— В таком случае, вперед, гардемарины! — проговорил я торжественно и стал медленно подниматься на четвертый этаж. Игорь двинулся за мной.
Квартира, в которой я надеялся застать Тугрика, принадлежала его матери Марии Ильиничне. Несчастная судьба у этой женщины. Муж, горький пьяница, сгорел от водки, оставив её с двумя малолетними сыновьями. Тянула женщина жилы, растила сыновей. А когда они выросли, принесли ей новые беды. Старший Борис был натуральным придурком и теперь не вылазил из дурдома, младший, Семен, — из тюряги. Да, ей не позавидуешь. Определенно.
Остановившись перед дверью квартиры, обитой черным, вышеркавшимся от времени дермантином, я достал из кобуры пистолет, осторожно постучал, прислушался. Услышал шаркающие старческие шаги, затем раздался голос хозяйки:
— Кто там?
— Вам телеграмма. Откройте, — сказал я.
— Какая еще, — проворчала недовольно Мария Ильинична, открывая дверь. Увидев меня и узнав, охнула, побледнела и, прижав старческие натруженные руки к груди, тихо проговорила: — Чего он опять сделал?!
— Здравствуй, тетя Маша! Ты не волнуйся. Думаю, что на этот раз все обойдется. Просто у меня к нему есть разговор. Он дома?
— Дома. — Она махнула рукой в сторону двери, ведущей в большую комнату. — С рыжей своей.
— С Клавкой?
— Ну а с кем же еще.
Я подошел к двери, приложил к ней ухо, прислушался. Тишина. Спят голубки. Натрахались, а теперь отсыхают. Что ж, тем лучше. Не скажу, что их пробуждение будет приятным, но то, что неожиданным — это точно. Я распахнул дверь и заорал благим матом:
— Подъем!
Спавший с краю дивана-кровати Тугрик вскочил, ошалело уставился на меня совершенно безумными глазами. Решив, что ему сниться кошмар в виде улыбающегося мента, энергично протер глаза кулаками. Но ведение не исчезло. Поняв, что все это ему не снится, он повел могучими плечами и взревел громче пожарной сирены и страшнее трубного крика бизона в брачный период:
— Какого х… тебе тут надо, мент поганый!
А его «мавр»… Ё-маё! Картина не для слабонервных. Это же милицейская дубина, а не человеческий орган. Он у него что, постоянно «готов к труду и обороне»? Скорее всего он буйствует с «голодухи» после восьмилетнего воздержания.
