Я еще раз постучал. Джанет Саймон открыла. Волосы были зачесаны на затылок, а где-то на макушке, как украшение, лежали большие пурпурные очки от солнца. Все женщины в Энсино носят такие же большие пурпурные очки от солнца. Это de rigueur.[13] Она держала в руках высокий стакан, наполненный янтарного цвета жидкостью. В ней плавали кубики льда, которого, пожалуй, было даже больше, чем самой жидкости.
— Ну-ну, — сказала она. — Частный детектив.
Было ясно, что это у нее не первая порция выпивки.
Я осмотрелся. Эллен Лэнг, дожидаясь возвращения Морта, навела в доме безупречный порядок. Все стояло на своих местах и сияло чистотой. Ей пришлось приложить для этого невероятные усилия.
Джанет вместе со своим стаканом плюхнулась на диван. В пепельнице на столике перед ней лежало четыре окурка.
— Вы знаете, когда она вернется домой? — спросил я.
Джанет достала из пачки очередную сигарету, закурила и выдохнула настоящую грозовую тучу густого дыма. Может быть, она меня не слышала. Или я, сам того не подозревая, вдруг заговорил по-русски, и это ее смутило.
— Через какое-то время. А что, это имеет значение? — Она сделала глоток из стакана.
— Сколько вы уже приняли?
— Не хамите. Это всего лишь второй. Могу предложить и вам.
— Пожалуй, воздержусь. Думаю, человек, который скажет Эллен, что ее муж умер, должен говорить внятно.
Она посмотрела на меня поверх стакана и сделала очередную затяжку.
— Я ужасно расстроена. Мне очень тяжело, — сказала она.
— Угу. Вы же так любили Морта.
— Сукин сын.
Я тут же почувствовал, как мышцы шеи свело и они превратились в струны боли. В голове мгновенно запульсировало. Я сходил на кухню, наполнил стакан льдом, затем долил воды. Осушив стакан, я вернулся в гостиную. Глаза у Эллен были красные.
— Извините, что я это сказал. Я и раньше подобное себе позволял, зная, чем это закончится, зная, что внутри все так и сожмется от напряжения. Одна моя половина хочет умчаться в Ланкастер, чтобы попытаться хоть что-нибудь узнать про мальчика, но я должен сначала закончить все дела здесь. Другая половина — в ярости, потому что меня вызвали копы и придурок по имени Байше, который считает себя очень крутым, устроил мне выволочку. Он оттянулся, а мне было не до смеха, поэтому я чувствую себя препаршиво. Я не должен был отыгрываться на вас.
Она меня внимательно выслушала, а потом тихо сказала:
— Забрав девочек из школы, она всегда заезжает в два-три места. Они вполне могли зайти в «Баскин Роббинс».
— О'кей.
Я уселся в большое кресло напротив дивана, Джанет Саймон продолжала на меня смотреть, потом поднесла сигарету ко рту, глубоко затянулась, выдохнула и снова затянулась. Я встал и открыл входную дверь, чтобы немного проветрить комнату.
— Я вам не нравлюсь, так ведь? — проговорила она.
— По-моему, вы шикарная женщина.
— Но вы уверены, что я неправильно обращаюсь с Эллен. Слишком жестко.
Я промолчал. Со своего места через большое окно я видел улицу и подъезд к дому. И Джанет Саймон на фоне окна.
— А что вы про нас знаете, черт вас подери? — сказала она, осушила свой стакан и ушла в столовую.
Я услышал звон стекла, потом она вернулась и встала у камина, глядя в окно.
— Она ваша подруга, но вы не питаете к ней ни капли уважения, — сказал я. — Вы обращаетесь с ней так, словно она умственно отсталая и вам за нее стыдно, как будто у вас есть образец, которому должна соответствовать современная женщина, а она в него не вписывается. И поэтому вы ее постоянно унижаете. Может быть, вам кажется, что, если вы ее достаточно унизите, у нее появятся новые желания и она станет отвечать вашей модели.
— Боже мой! Кажется, вы меня раскусили.
— Я читаю «Космо», когда сижу в засаде.
Она сделала большой глоток, поставила стакан на каминную полку, скрестила на груди руки и, прислонившись к стене, уставилась на меня.
— Дерьмо собачье.
Я пожал плечами.
— Мы дружим с Эллен с тех самых пор, как наши дети ходили в детский сад. Она плачет у меня на плече. Я обнимаю ее и утешаю, когда с ней, едва началось утро, случается истерика. Я единственная, черт подери, подруга, которая у нее есть. — Еще одна затяжка и продолжительный глоток. — Вы не видели мешки у нее под глазами после бессонных ночей и не слышали тех ужасов, что она мне рассказывала.
