— Давай дуй, раз товар кончился, — сказал Валерка. — Сам виноват. А я поторгую, спешить некуда…
Когда ехал в автобусе, заметил голубое окошечко в тучах. Сквозь него веселым длинным снопиком косо светило солнце. А ведь до трех еще куча времени. Может быть, ошиблась все-таки дикторша Аза Лихитченко? Хотя и придраться к ней нельзя. Ведь не сказала: «будут осадки», сказала: «возможны»…
От такой своей проницательности Альке сделалось весело. Сейчас он уже твердо верил: в парк Динка придет. Сам-то он в любой дождь побежал бы. А вот она… Но теперь и она придет.
А потом с каждым часом настроение его повышалось. Голубые окошки в небе появлялись все чаще и чаще, иногда сливались в целые синие озера, моря. То и дело и на их улицу, испятнанную лужами, набегало жаркое солнце. От сырой земли поднимался парок, и лужи как-то уменьшались, будто съеживались под лучами солнца.
После обеда Алька сказал тете, что идет гулять в парк культуры.
— А как же футбольный матч? Говорят, при любой походе играют.
— Мишка не дает мяч. — Алька не очень грешил против истины. Это уж точно: Мишка ни за что бы не позволил сегодня гонять по лужам свой желтенький венгерский мяч.
— Один идешь в парк?
Как тут было обойтись без вранья? Хотя и частичного:
— Почему? Не один. С нашими ребятами.
Хорошо еще, что тетя не стала расспрашивать, с кем именно идет он, как зовут. Тут бы Альке туго пришлось. Не умеет врать по-настоящему. И противно это.
Тетя Кира лишь поинтересовалась, когда он вернется.
— А чего там долго делать? — стараясь казаться равнодушным, ответил Алька.
А когда в передней чистил бархоткой ботинки, то оглядывался на дверь — не хотелось ему, чтобы тетя видела, как наводит красоту. Он и чуб свой расчесал на улице, и соринку с рукава курточки снял там же, как только зашел за угол последнего дома и свернул к остановке.
Вообще, хорош гусь! Динкино платье с пуговицами критиковал, а сам вырядился, как пижон, — куртка с молниями да пряжками, белая рубашка, ботинки начистил…
Возле огромного колеса обозрения, с неподвижными пока кабинами, Алька никого не увидел. Хотя и понимал, что Динке еще рано было приходить (круглые часы у входа показывали без четверти три), но тем не менее он чуточку расстроился.
Однако миновало и три часа, и пять минут четвертого, и десять минут (Алька дважды справлялся у прохожих о времени) — Динки не было.
Он уже совсем отчаялся — стоял растерянный и жалкий, когда из-за ажурной летней эстрады показалась Котов. Раскритикованного платья на ней не было, и банты не повязала, зато желтая вязаная кофта и синяя юбочка сидела на Динке так ловко, словно она только что сошла с витрины универсального магазина.
— Приветик! — чему-то лукаво улыбаясь, сказала она. — Давно ждешь?
Альке стыдно было признаться, что уже битых полчаса торчит здесь, и потому он небрежно дернул плечом:
— Минут пять.
— А поточнее?
— Ну… семь.
— Неправда.
— А ты откуда знаешь?
— Все знаю, — сказала она многозначительно.
— Шпионила, что ли?
— А хотя бы!
Алька искренне заинтересовался:
— Это зачем?
— Я читала один американский рассказ, там героиня тоже так делала. Характер человека можно узнать.
— Еще не узнала! Три года вместе учимся.
— В школе — не то. А здесь все видно: злой человек, добрый, обидчивый или наоборот…
— Как наоборот?
— Допустим, покорный.
— А я какой? — спросил Алька.
— Ты?.. Ты покорный. Не обидчивый… В общем, ничего.
Не сказать, чтобы такая характеристика наполнила Алькино сердце гордостью, но, обрадованный тем, что Динка все же пришла, говорит с ним, улыбается, он засмеялся и погрозил ей пальцем, как пистолетом:
— Шпиону надо хорошенько закрутить голову! Пошли на карусель?
Предложение было принято, и через несколько минут они заняли свои места. Алька оседлал гривастого деревянного скакуна, а Динка устроилась между горбами верблюда..
Он собирался закружить ей голову. Несчастный!
Как только, скрипя зубчатым нутром, карусели прекратили свой однообразный бег, Динка вспомнила, что в конце аллеи, за комнатой смеха, — отличные качели.
— Такого шпиона, видно, ничем не испугаешь! — пошутил Алька и остановился напротив тележки с мороженым: — Выбирай! — небрежно добавил он и достал из кармана хрустящую трехрублевку.
