— Нет, бывало. Наверняка. У всех бывает. Но мы не научены распознавать их и попросту отмахиваемся. Случалось ли вам на прогулке услышать песню из приемника, и она живо напоминала вам какой-то другой случай, когда вы ее слышали? Так живо, что четко всплывало и все остальное, казавшееся давно позабытым?
— Дежа вю, — произнесла Сьюзен, довольная, что хоть на минутку можно перестать выступать в роли невежественного дитяти перед умником-учителем.
— Верно. Думаю, скорее всего, именно такое и случилось с вами. Какой-то звук, изданный телефоном, тон, давно запечатленный в вашем сознании, — и вы перестали слышать то, что в трубке, а стали слышать воспоминание о том, другом разе. Нечто из далекого прошлого.
— Но — что?
— Вам удаляли миндалины?
— Да.
— Тогда, возможно, ваше состояние под наркозом. Или, если желаете чего поромантичнее, ваше пребывание в утробе матери. Существует масса свидетельств, что сенсорная память месяцев перед рождением чрезвычайно значима…
Он разглагольствовал и разглагольствовал. Но чудо все-таки сработало!
Когда Юрий закруглился, Сьюзен испытала великое облегчение, благодарность, обиду и влечение к нему. Последнее заставило ее оборвать поскорее визит, бросив Таре у дверей:
— Шикарный, слов нет! Но смотри, поосторожнее!
В такси, везущем ее домой, она улыбалась — первая невымученная улыбка за многие дни.
Покоя ей было отпущено еще на одну неделю. Потом это повторилось.
Лу только что ушел с Андреа, и Сьюзен деловито одевалась, когда зазвонил телефон. Она замерла, уставясь на него, не смея поднять трубку, не смея шевельнуться, руки застыли на пуговичке блузки. Она считала звонки. Когда прозвенел двадцатый, она подошла к телефону, взяла трубку, медленно поднесла — ближе, ближе… и услышала грязное ругательство. Сьюзен бросила трубку на аппарат и завизжала:
— Почему ты так поступаешь со мной? Чего ты добиваешься?!
Звонки оборвались, а на улице завыла полицейская сирена.
Предчувствие? Предостережение? Кадр — «забег вперед»? Предзнаменование?
Сьюзен отчаянно захотелось поговорить со своим бывшим психоаналитиком. Она вертела и крутила идею все утро, а за ланчем, сидя в переполненном кафе, решилась.
Уже давно Сьюзен не набирала этот номер, но палец быстро, почти автоматически, попадал в нужные отверстия.
Ей было стыдно. Обращаться к нему означало поражение. В ее последний приход он заботливо напомнил, что если опять потребуется ей, он тут, на месте. Рассмеявшись, она ответила, что наконец-то стала взрослой и теперь сама сумеет справиться со своими проблемами. Она понимала — это самонадеянно, высокомерно, но чтобы сломать растущую зависимость от него, и требовалась самонадеянность.
— Питер Штейман, — отозвался такой знакомый голос.
Замявшись на секунду, чувствуя, что предает себя, Сьюзен выговорила:
— Питер? Это Сьюзен Рид.
— Сьюзен! — тут же откликнулся он, вроде бы даже с искренней радостью. — Как чудесно слышать тебя снова!
— Не так уж чудесно, Питер. У меня — беда.
— Хочешь встретиться?
— Да, пожалуйста. Если у тебя найдется время.
— Хочешь, зайди прямо сейчас.
— Если не возражаешь…
— Ничуть. Но я переехал. Есть под рукой карандаш и бумага?
— Секундочку, Питер. — Зажав трубку между подбородком и плечом, Союзен стала рыться в сумочке, нашаривая ручку. — Минутку погоди, ладно? Сейчас раздобуду.
Положив трубку на полочку под телефоном, Сьюзен подошла к кассирше, та неохотно одолжила ей огрызок карандаша.
— Слушаю, — Сьюзен подняла трубку.
Оно ждало ее.
На этот раз, несмотря на неожиданность, Сьюзен не ударилась в панику. Опять тошнотворный страх, оцепенение, безысходное отчаяние навалились на нее, но она не запаниковала, а быстро повесила трубку.
Между ней и Питером встало Зло, не позволяя ей дотянуться до него и получить помощь. Она должна позвонить Питеру снова.
Сьюзен остановила приличного на вид молодого парня.
— Простите, не окажете ли вы мне услугу?
— Да-а?
— Пожалуйста, наберите для меня номер телефона и передайте кое-что. Очень вас прошу!
Парень взглянул на нее, не увидел ничего для себя угрожающего и, пожав плечами, согласился. Набрал номер, поговорил со справочной и записал для нее адрес Питера.
