Приемная Питера на первом этаже недавно купленного особняка на 93-й стрит была точной копией его прежней, в квартире за углом. Даже мебель стояла та же самая. Те же безликие виниловые стулья, кушетка, дешевенькие столы, те же журналы — «Нью-Йорк», «Национальная География», «Природа». Словно она шагнула в прошлое — в то время, когда родилась Андреа, и Сьюзен душило чувство безнадежности и утраты. Тогда Питер быстро определил источник болезни: нормальное явление — послеродовая депрессия. А вот определит ли сейчас?
Питер вышел из кабинета, все такой же. Ему уже около пятидесяти, но он все такой же.
— Великолепно выглядишь. — Питер занял свое место, как делал сотни раз прежде.
— Наоборот, кошмарно! — возразила Сьюзен. — И причины на то основательные. — Она одним духом излила все свои тревоги, выложила про звонки, про реакцию Лу, Юрия, про свое предчувствие надвигающейся беды. Как ни удивительно, первая реакция Питера была отнюдь не врачебная. — А в полицию звонила?
Так просто, так логично. Сьюзен даже рассмеялась.
— А почему нет?
— Не знаю. Как-то в голову не пришло.
Короткая пауза. Лоб Питера собрался гармошкой.
— Сьюзен, почему ты пришла ко мне?
Она угадана подтекст вопроса: не скрывается ли тут еще что-то, в чем ей не хочется признаваться?
— Нет, Питер, — ответила она. — Мне ничего не мерещится!
— А я ничего такого и в мыслях не имел! — улыбнулся он.
И остальные 45 минут (по доллару за минуту) выдвигались различные версии. Питер рассказал ей о физических болезнях, которые влекут за собой слуховые галлюцинации: о злоупотреблениях наркотиками, о дисфункциях желез, даже о недомогании под названием «черепная реверберация».
— То есть, ты имеешь в виду — звук исходит из моей же головы, — уточнила Сьюзен.
— Вероятно и такое.
— Если б могла такому поверить, тут же закатила бы вечеринку.
— Не забудь пригласить и меня. — Питер покосился на настенные часы — его уже ждал следующий пациент.
Они встали, обменялись теплым рукопожатием.
— А в полицию все-таки стоит позвонить, — заметил он. — А затем, если желаешь, порекомендую тебя хорошему невропатологу. Так, на всякий случай. Звякни мне на следующей неделе.
— За всеми треволнениями даже не спросила, а как ты?
— Так, серединка на половинку.
— Как Элайн? — припомнила она имя его жены.
— Элайн уже почти год как пропала.
На работу Сьюзен возвращаться не стала, а решила пройтись домой пешком по Колумбус-авеню, с заходами в антикварные магазинчики, комиссионки — доказательство нормальной, жизнерадостной жизни, протекающей рядом.
И это подействовало. Она заглянула в магазинчик «Время и Время опять», поглазела на тарелки, чем-то напомнившие ей посуду матери, и перешла к драгоценностям рядом с кассой и худосочным юнцом за ней, Прилавок ломился от обычных безделушек нового искусства, репродукций, виднелось несколько подлинных вещиц, киноварь. Ее взгляд задержался на небольшой опаловой броши, с жемчужинками по краю, нежной, симпатичной.
— Можно взглянуть на эту брошку? — попросила она юнца.
— Миленькая, правда? — улыбнувшись, тот встал.
— Да, очень.
Сьюзен бережно держала брошку, рассматривая камень, красно-зеленый перелив огоньков, крошечные сероватые жемчужинки, а перевернув, чтобы проверить застежку, увидела: там что-то выгравировано.
— По-моему, на обороте имя, — сообщила она юнцу.
— Вот как? — Он протянул руку, и она вложила брошку ему в ладонь.
Через лупу он вслух прочитал:
— «Моей дорогой девочке». Мило, правда?
— Да. А сколько стоит?
— Двадцать пять, — ответил он, но, заметив кислое выражение Сьюзен, тут же добавил: — Но и вы ведь чья-то дорогая девочка, так что уступлю за 18. И даже гравировку менять не придется!
— Разве тут устоишь? — Сьюзен открыла сумочку.
На улице она почувствовала, что проголодалась, и решила зайти в небольшой ресторанчик, где уже бывала пару раз. Войдя, Сьюзен вдохнула одуряющий аромат домашнего майонеза и встала перед витриной, раздумывая, то ли «Майдеру» взять, то ли креветки в зеленом соусе.
— Сьюзен? Сьюзен Гудман?
За дальним столиком в углу женщина энергично махала ей. Лицо ее мгновенно вызвало в памяти другое место и время.
