Бурильщики старались поддерживать хорошие отношения с буроносами, которые приносили им инструмент и брали в точку затупившиеся сверла. Каждый стремился прибавить хоть несколько шиллингов к своему скудному заработку и пускался для этого на всевозможные ухищрения. Бурильщики зарабатывали больше других рудокопов, и поэтому считалось в порядке вещей, если им приходилось иной раз немного раскошелиться в пользу товарищей, работавших на ставке. Зато когда приходилось подмазывать администрацию — это злило всех.
Но все это были мелочи по сравнению с тем, что творилось наверху, на обогатительных фабриках и в золотых кладовых, в конторах компаний и на заседаниях директоров, где шла игра на повышение или понижение акций за счет выкачивания денег у широкой публики, где проводились сложнейшие махинации и в угоду золотопромышленным магнатам приносились в жертву интересы мелких держателей акций и трудового населения.
Всех рудокопов отличала крепкая товарищеская спайка — любой готов был прийти на помощь товарищу. Если кто-нибудь из них и считался наверху довольно противным малым и не пользовался расположением окружающих, то в руднике даже такой парень всегда помог бы товарищу в трудную минуту, не дожидаясь, когда его об этом попросят. Под землей их всех на каждом шагу подстерегала опасность. Даже в забоях, считавшихся благополучными, можно было увидеть подгнившие крепления и осевшую кровлю. «Да, того и гляди рухнет на голову», — небрежно замечали рудокопы.
Когда в такой забой удавалось зазвать штейгера, сменный мастер получал подчас нагоняй, и крепление меняли. Но чаще подгнившие крепи продолжали гнить месяцами.
Если бы вы спросили рудокопов, неужели им не страшно, они, вероятно, ответили бы: «Да нет, не особенно». Но, конечно, ни один из них ни на минуту не забывал об опасности. Иной раз, глядя, как они дурачатся и нарочно раскачивают клеть или в шутку стараются подпалить друг друга лампами, как они отчаянно рискуют, порой без особой нужды, можно было подумать, что эти люди чересчур беспечны. Но это напускное удальство было им необходимо — оно помогало держать себя в руках. И все время, пока рудокопы находились под землей, чувство опасности сплачивало их друг с другом; обреченные добывать себе средства к существованию работой в руднике, они инстинктивно стремились почерпнуть силы и мужество в этом бессознательном единении с товарищами.
Вот это-то чувство локтя и примиряло Тома с его профессией рудокопа. Совсем не к такой работе стремился он когда-то и не этому делу мечтал отдать свои способности и силы. Рудник всегда представлялся ему чудом человеческой изобретательности. Когда Том учился в школе, он мечтал изучить горное дело, стать инженером-металлургом, овладеть всеми этими удивительными науками, которые дают возможность людям разрабатывать проекты и закладывать рудники, создавать эти мощные подземные сооружения, похожие на гигантские соты, изобретать новые способы добычи руды, ее обогащения и перевозки или вентиляции шахт.
Том мог часами просиживать над планами рудников. Он как свои пять пальцев знал расположение всех выработок на Боулдерском кряже. Но после года работы в забое юноша оставил мечту стать когда-нибудь горным инженером. Матери нужны были деньги, ей трудно было бы обойтись без его заработка, а Том чувствовал, что работа в руднике так изматывает его, что у него не хватит сил работать и учиться — особенно после того, как он стал принимать участие в профсоюзном движении и заниматься политикой.
К тому же ему уж не казалось столь важным отвоевывать лично для себя лучшую долю. Гораздо важнее было бороться вместе с рабочими против всей старой системы, которая вела к такой нещадной эксплуатации трудового народа и к такому измывательству над ним. Великая преданность людям, бок о бок с которыми он работал, крепла в нем. Он уже ни в чем не отделял себя от них и от борьбы всего рабочего класса за лучшую жизнь. Светлое видение этой лучшей жизни неотступно стояло перед его взором.
