Том не слишком охотно делился своими мыслями и познаниями. Он был довольно замкнутый юноша, но товарищи его любили. Он завоевал их доверие тем, что делил с ними их труд и во всех стычках с начальством всегда крепко держал сторону рабочих. Том Гауг — хороший рудокоп и добрый товарищ — вот как отзываются о нем ребята, думал Динни. А ведь это высшая похвала в их устах.
Но с некоторых пор Том стал особенно часто встречаться с Чарли О'Рейли. Чарли был женат, имел большую семью и ради куска хлеба брался за любую работу. Он побывал на многих рудниках, но нигде не мог долго удержаться. Тяжелая, притупляющая работа под землей приводила его в состояние бешенства и отчаяния. Рано или поздно все кончалось тем, что он такого наговорит штейгеру или десятнику, что его тут же вышвырнут вон. Разумеется, Чарли О'Рейли был занесен в черные списки. Теперь его уже никуда не брали на работу, и после долгих мытарств он устроился на заготовки леса для рудничных топок. Это был тяжелый, низкооплачиваемый труд — валить деревья, тащить их сквозь заросли и укладывать на грузовики. Но все же можно прокормить кое-как жену и ребятишек, сохранив при этом здоровье, говорил Чарли. Он был очень привязан к своей жене и детям. Не дам им подохнуть с голоду, хоть я и окаянный уобли,[1] твердил он.
Монти Миллер тоже был связан с ИРМ. В одном из старательских походов, в который Монти взял с собой двух сыновей, старший мальчик умер от тифа. Участки Монти и Динни оказались по соседству. Тут Динни и свел знакомство с Монти.
Жилистый, напористый и до крайности прямолинейный, Монти, по мнению одного заезжего журналиста, представлял собой «великолепный тип рабочего-интеллигента». Но последнее время Динни стал все больше и больше расходиться во взглядах с Монти Миллером, хотя Монти умел шпарить из Эмерсона наизусть целыми страницами, когда хотел доказать, что политическая борьба не содействует прогрессу. Никто не мог так, как Монти, расшевелить старика Криса и заставить его с жаром говорить о «Международном товариществе рабочих» и о научном социализме, изложенном Фридрихом Энгельсом.
Динни ни от кого не слышал такой дельной критики ИРМ, призывавшей к созданию нового общества, построенного по производственному принципу, как от Криса Кроу и Нади Оуэн. Все уобли бесились и готовы были растерзать Криса и Надю. Надя называла их анархистами и синдикалистами и разбивала их в пух и прах в любом споре.
Как удается Тому разобраться в этом столкновении противоречивых взглядов и к каким он приходит выводам — этот вопрос очень занимал Динни.
Он знал, что Том весьма высокого мнения о Чарли О'Рейли. По воскресеньям он частенько ездил в Куррайонг, чтобы повидаться с Чарли. Уж не ради ли Эйли, дочки Чарли, повадился он туда? — думал Динни. Эйли — худенькая, стройная девушка с копной темных густых волос и застенчивым взглядом — работала официанткой в одном из ресторанов Боулдера, и Динни видел раз, как Том танцевал с ней на вечеринке в Рабочем клубе.
Впрочем, теперь Том очень подружился с миссис Оуэн, и на их счет уже начинали судачить. То их видели вдвоем на улице поздно вечером, то подмечали, что Том зачастил к миссис Оуэн.
Это все наши поганые сплетницы стараются! — думал Динни. Им непонятно, что молодой человек может дружить с женщиной и не ухаживать за ней. А Надя Оуэн к тому же иностранка. Ну а раз иностранка — значит беспутная. Так уж у нас принято думать.
То, что миссис Оуэн никак не походила на «шалую бабенку», никого, по-видимому, не обескураживало. Это была невысокая, коренастая женщина с простым широкоскулым лицом и русыми волосами, гладко зачесанными назад и закрученными тугим узлом на затылке. Одевалась миссис Оуэн довольно небрежно — обычно в какое-нибудь старенькое потрепанное платьишко. Она, по-видимому, совершенно не заботилась о своей внешности и нисколько не стремилась нравиться. Однако в этой женщине была скрыта большая притягательная сила. Даже когда она, сидя в стороне, безучастно слушала разглагольствования Клода о «высокой гуманности» и «терпимости к чужой точке зрения», каждый невольно поглядывал на Надю, стараясь разгадать, о чем она думает, что таится за этой отчужденностью и молчанием.
