Это была цитата из только что выпущенного памфлета, который был известен Тому. Не обращая внимания на враждебные возгласы, преодолевая глухую неприязнь толпы, которая в любую минуту могла наброситься на него, стоило ему высказаться против настоящей войны, ибо столько близких — сыновей и братьев — проливало кровь на полях сражений, Чарли продолжал:
— Война выдает жестокость за храбрость, безумие — за мужество, человекоубийство — за патриотизм. Война несет миру проклятие ненависти. Война залила землю кровью и слезами, искалечила миллионы сильных мужчин и наводнила дороги калеками. Война наполнила мир вдовами и сиротами, разбитыми сердцами, разрушенными жилищами, погибшими надеждами. Война ставит завоевателя выше ученого и убийцу — выше художника. Война — это организованное насилие и жестокость, она попирает религию; ее мораль — мораль тигра и акулы.
Том соглашался почти со всем, что говорил Чарли, но все же кое в чем были у них и расхождения, и ему хотелось потолковать с ним насчет этого. После митинга Динни, Эйли и Чарли с Томом присели у дороги, и Том сказал, что хочет записаться в добровольцы.
— Ну не все ли равно рабочим, какое капиталистическое государство — или группа государств — заправляет в мире? — сказал Чарли. — При капитализме рабочих всюду одинаково обирают. Нужно драться. Том, против системы в целом, а не против таких же, как ты, рабочих других стран. Если капиталисты хотят войны, пускай дерутся сами. Рабочему надо быть дураком, чтобы проливать свою кровь, поддерживая капитализм — будь то английский или немецкий.
— Но, Чарли, — возразил Том, — нужно же смотреть в лицо фактам. В странах Британской империи рабочие при капитализме все же добились кое-каких демократических прав, тогда как в Германии у них таких прав нет. У нас здесь, в Австралии, профсоюзы крепче, рабочая партия крепче, мы можем создавать свои организации — ничего этого у германских рабочих нет. В распоряжении господствующего класса Германии имеется регулярная армия — с ее помощью он может в любое время наступить на горло рабочим и держать их в положении наемных рабов, рабов его военной машины. Мы не хотим победы Германии, так как Германия, располагая мощной регулярной армией, сможет подчинить себе Европу, и условия существования рабочих во всех странах станут тогда еще тяжелей. Германия будет и дальше, как сейчас, ввергать мир в новые войны. Вот что меня тревожит. Мне кажется, мы должны выбрать из двух зол меньшее. При германском капитализме нам бы жилось еще хуже, чем при английском, и мы не можем допустить, чтобы Германия прошлась победным маршем по Европе.
— Ну, а как же в таком случае прикажешь понимать Карла Либкнехта? — усмехнулся Чарли. — Ведь он — депутат от социал-демократической партии в рейхстаге — выступал против войны и отказался голосовать за военные кредиты. У германских рабочих есть руководители, которые призывают их не принимать участия в войне, — не забывай об этом.
— Да откуда они их призывают-то — из тюрем? — съязвил Динни. — Ведь почти все руководители германского рабочего движения сидят за решеткой. А ты, Чарли, по-прежнему можешь выступать с уличных трибун, так же как и лондонские социалисты. Хотя там тоже немало народу упрятали в тюрьмы — тех, кто из принципиальных соображений отказывался идти на фронт. Сдается мне, что и у нас здесь будет то же, если введут всеобщую воинскую повинность, за которую так ратует Билли Юз.
— А ты, Том, еще толкуешь о борьбе против воинской повинности в Германии, когда та же беда стучится в твою собственную дверь! — насмешливо сказал Чарли. — Вот уж не думал, что у тебя такая тупая башка! Увидишь, что будет со всеми нашими демократическими правами, если у нас введут всеобщую воинскую повинность. Ведь это та самая дубина, с помощью которой капиталисты хотят переломить хребет нашему профсоюзному движению.
— Мы должны организованно выступить против воинской повинности. Том, — сказала Эйли убежденно и вместе с тем с оттенком мольбы в голосе.
— Правильно! — сказал Динни. — Я понимаю, что с тобой творится, дружище. Но видишь ли: за победу английского капитализма в этой войне будут сражаться тысячи, а вот за интересы рабочего класса — единицы. Сдается мне, что твое место — сражаться вместе с рабочими против капитализма и против войны. Если ты да и еще кое-кто вроде тебя махнете на все рукой, — рабочему движению от этого не поздоровится, и тогда уж нам, как пить дать, навяжут эту воинскую повинность.
