Каждый склонен, однако, переоценивать предстоящие ему трудности. Встреча получилась легкой и неформальной. Среди набившейся в вагон деревенской публики оказалось довольно легко узнать гувернера, и прежде чем я успел произнести одну из своих тщательно продуманных фраз, он отправил чемодан в поместье на телеге, а свою персону препоручил нам и неспешной прогулке. У меня отлегло от сердца, я поднимал глаза на нового друга и видел, что мы опасались чего-то намного более скучного, поучающего и сурового. Он глядел вокруг с мальчишеским любопытством, носил пенсне и был совсем не причесан. Еще он непрерывно вертел головой, как маленькая птичка, и говорил с немного визгливой интонацией. Все это казалось странным, но не страшным.
Вприпрыжку мы бежали через деревню, поглядывая по сторонам.
– Очаровательно! – вскоре изрек он. – Весьма очаровательно и прелестно.
Я не знал, как реагировать на подобный отзыв и в растерянности взглянул на Эдварда, который шел рядом, засунув руки в карманы и уныло повесив нос. Он играл свою роль и не желал отступать от нее.
Тем временем, новый знакомец сложил руки перед глазами наподобие подзорной трубы и прищурился на что-то, на что я не мог понять.
– Какое изящество! – высказался он. – Пятнадцатый век, если не ошибаюсь!
Я окончательно растерялся, если не сказать испугался. Мне вспомнилась история мясника из «Тысяча и одной ночи», который вывесил на прилавке туши на продажу, а ошарашенные люди видели перед собой само расчлененное человечество. Так и новому знакомому наша скучная привычная жизнь казалась чем-то необычным.
– Ах! – разразился он снова, когда мы неслись галопом между живыми изгородями. – То поле и холмы за ним, и нависшая над полем грозовая туча – это же настоящий Дэвид Кокс!
О том, что Дэвид Кокс – художник, пейзажист я узнал значительно позже. Тогда же я вежливо объяснил гувернеру:
– Это поле фермера Ларкина. К фермеру Коксу я могу проводить вас завтра, если он ваш друг, но там нет ничего интересного.
В этот момент хмурый Эдвард выразительно взглянул на меня, явно желая сказать: «Что за псих нам попался!»
– Как чудесно жить вот так, в деревне, – продолжал восторженный юноша, – и эти домишки и усадьбы, словно пережитки былого, именно они делают английский пейзаж таким божественным, таким неповторимым!
Неугомонный кузнечик оказался для нас настоящей обузой! Родные поля и фермы, в которых мы знали наизусть каждую травинку, ничем не заслужили подобных эпитетов. Я никогда не думал о них, как о «божественных», «неповторимых» или каких-нибудь еще. Они были… ну, они просто были, и этого нам хватало. В отчаянии я пихнул Эдварда в бок, чтобы заставить его начать какой-нибудь разумный разговор, но он лишь усмехнулся и насупился еще больше.
– Отсюда уже виден наш дом, – заметил я вскоре, – а вон Селина бегает за осликом, или ослик бегает за ней, отсюда понять трудно. Но, в любом случае, это они.
Конечно же, в ответ на мои слова гувернер выпустил полный заряд прилагательных.
– Восхитительно! – откликнулся он. – Так сочно и гармонично! И так блистательно выдержанно!
По лицу Эдварда я понял, что он задумался о выдержке, которую нам придется проявить.
– Романтика все еще живет под этими старыми крышами!
– Если вы о чердаках, – заметил я, – то на них стоит старая мебель, а, бывает, там хранят яблоки. Случается, что под карниз залетают летучие мыши и мечутся внутри, пока мы не выпроваживаем их с помощью метел и других приспособлений. Но больше ничего там интересного нет.
– О, только не говорите мне, что там одни летучие мыши! – воскликнул он. – Неужели там нет привидений? Вы меня глубоко разочаруете, если не расскажете о привидениях!
Я не нашелся, что ответить, чувствуя себя не готовым к подобному разговору. К тому же, мы уже подходили к дому, и свое задание я считал выполненным. Тетя Элиза встретила нас на пороге, и пока взрослые шумно перебрасывались прилагательными, причем делали это одновременно, как у них принято, мы ускользнули на задний двор и поспешили увеличить расстояние между нами и цивилизованным миром, опасаясь, как бы нас не позвали пить чай в гостиную. К тому моменту, как мы вернулись, новый гость поднялся к себе переодеться к ужину, так что до завтрашнего утра мы были избавлены от общения с ним.
