После часа или двух путешествия по морям древнего мира «Арго» врезался носом в грязь, точнее в пристань, утоптанную коровами и людьми, о чьем существовании свидетельствовал дымок, поднимающийся из труб жилищ неподалеку. Эдвард стремительно выпрыгнул на берег и, заявив о необходимости осмотреть местность, зашагал прочь, не поинтересовавшись, последуем ли мы за ним. Я же остановился, заметив поросшие мхом тяжелые ворота, ведущие в сад, чья задумчивая тишина, казалось, обещала встречу с новым волшебством.
И правда, едва мы осторожно прошли за ворота, даже сам воздух показался нам каким-то застывшим, и Гарольд начал стыдливо пятиться назад, словно мы без спросу пересекли порог чьей-то спальни и спугнули духов прошлого, которые теперь в спешке проносились мимо. Сад был полон цветов, но их головки поникли, а некоторые растения лежали прямо на земле, позабытые равнодушными хозяевами. Аромат гелиотропов царил повсюду, они свешивались гирляндами с высоких неподстриженных живых изгородей. Ничто не украшало лужайку перед домом: ни плетенные кресла, ни забытая шаль, ни оставленная на столе книга. Все занавески на окнах были задернуты. Только старые серые солнечные часы красовались посреди газона. Мы невольно бросились к ним, как к единственному признаку человеческого существования в этом саду. Старинная пословица была выгравирована по кругу на их плоской поверхности, мы усердно разглядывали и ощупывали ее, стараясь разгадать.
«ВЕРНОСТЬ ВРЕМЕНЕМ ПРОВЕРЯЕТСЯ», – прочел, наконец, Гарольд.
– Интересно, что это значит?
Я не мог просветить младшего брата по этому поводу и так же не был способен объяснить ему, как эти часы работают и нужно ли их заводить. Конечно же, я встречал подобные устройства и раньше, но не знал, как ими пользоваться.
Мы стояли в задумчивости у загадочного приспособления, когда я вдруг осознал, что сама Медея идет к нам по дорожке от дома. Черноволосая, гибкая, она шла, чуть покачиваясь, и казалась бледной и медлительной. Я сразу же узнал ее и пошел навстречу, ничуть не удивившись. Но Гарольд, который успел за это время залезть на солнечные часы, по своей кошачьей привычке забираться на верхушку всего, что встретится ему на пути, вздрогнул при виде ее и грохнулся вниз. Он умудрился содрать кожу на подбородке, и сад тут же наполнился его горькими стенаниями.
Медея бросилась к нему, словно стремительная ласточка, и уже через секунду, опустившись на колени, утешала рыдающего ребенка. Она вытерла грязный подбородок Гарольда своим элегантным платком и зашептала ему что-то ласковое.
– Не стоит так переживать из-за него, – вежливо заметил я. – Он плачет не больше минуты, а потом сразу успокаивается.
Словно в подтверждение моих слов, ровно через минуту, Гарольд резко перестал плакать, как будильник, который звонит лишь определенное время, и невозмутимо и бодро, вывернувшись из объятий Медеи, побежал за камнем, чтобы запустить им в назойливого дрозда.
– Мальчишки! – воскликнула Медея, всплеснув руками. – Откуда вы свалились? Какие же вы грязные! Я в заточении здесь уже тысячу лет и за все это время не видела никого младше ста пятидесяти! Давайте скорей во что-нибудь поиграем!
– Можно поиграть в лапту, – предложил я. – Девочки хорошо играют в лапту. Солнечные часы будут обозначать край игровой площадки. Только нужна еще бита и мяч, и еще несколько игроков.
Медея вновь трагически всплеснула руками.
– У меня нет биты, – крикнула она, – и мяча нет, и некого позвать поиграть с нами. Ну и пусть! Давайте поиграем в прятки в огороде. Будем считать и салить у вон того орехового дерева. Я сто лет не бегала!
Тем не менее, догнать ее было практически невозможно, и, пыхтя позади, я засомневался, не преувеличила ли она свой возраст, не добавила ли себе несколько лишних лет. Медея играла в прятки с упоением и самоотдачей истинного художника: она вся раскраснелась от бега, ее заливистый смех божественно звучал над садом, а колдовская бледность исчезла с лица. Я залюбовался ею и вспомнил историю о другой девушке, которую похитил бог подземного царства, когда она собирала цветы на лугу, но ей позволено было иногда возвращаться на землю, чтобы насладиться светом и свежим ласковым воздухом.