— Ваш национальная своеобразие очень сильно преувеличен, — втолковывал Джоныч другу. — Все нация имеет своя своеобразие. Английская, итальянская, это… джамен, немецкая. В Англия — шотландские, ирландские, все это очень разно. Но когда человек математик, она знает, что одна формула — тот же самая формула для Шотландия, для Ирландия, для Япония, для Зимбабве. Вот это, Иван, ведение хозяйства — одна и то же формула для Англия и для Россия. С поправки, с коэффициент, но формула одна. Надо знать общее формула и уметь по нему считать. Правильно считать — деньги есть, неправильно — денег нет. Как ты думаешь, Иван?
— Джоныч, при всем хорошем моем к тебе отношении, ты не прав, — возражал Бойцов. — Формула может быть одна, а вот условия, в которых ее применяют, совсем разные, и получается у нас не правильное значение, а кукиш с маслом. Вот, например, формула воды везде «аш два о», и в России, и в Австралии. А тем не менее у нас вода, всасываясь в трубу, движется по часовой стрелке, а в Австралии — против часовой. Кто там побывал, рассказывали, сами видели. Как ты это из формулы выведешь?
— Слабое пример, — не соглашался Джоныч. — Один формула — химия, другой — физика. Физика определять вращение воды, не химия. Надо взять правильное. Надо правильное считать и получить не кукиш с маслом, а деньги. Русские отвыкали считать по правильный формула, потому что при Советских Союзах один формула было для вся: не социология, не психология, не экономика, а один формула — политика. Политика приказывал — экономика говорило: «Готов!» А ничего не был готов. И считать по другие формула оту… отучивали, потому что все был политика и для всего. Но русские снова научится считать. И быстро. Я верю.
В финале их споров каждый оставался при своем мнении, что подкреплялось опорой на собственный опыт: Смиты примером доказывали, что формулы экономики и сельского хозяйства отлично действуют и в России, а Иван Андреевич, устало разводя руками после очередного столкновения с загадочной русской душой, приходил к выводу, что эту душу не изъяснить никакими формулами. Скорее, это она любую ценную формулу затопчет в родимую проселочную грязь и не заметит, потому что будет в это время глядеть в небо с детски-святой придурковатостью.
Сегодня дискуссия в стиле «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места им не сойти» отменялась. Хотя Джоныч, тащивший свиньям ведро съестных отбросов, не прочь был ее возобновить:
— А, Иван! А я тут думал-думал крепко и надумал, что Иван Ужасный было первая на Руси политик среди экономика…
«Иваном Ужасным» он, в буквальном переводе с английского («Ivan the Terrible»), продолжал называть Ивана Грозного.
— Не время, Джоныч, — хмуро перебил его Бойцов. — Тут у нас скоро такие ужасы пойдут, что будет нам всем не до истории с географией.
— Какой ужасы, Иван?
— Вот об этом нам и надо потолковать. Только подальше от Кати и твоих ребятишек. Не будем их пугать раньше времени.
Тут же, возле свиней, которые, тотчас зарывшись по уши в отбросы, издавали удовлетворенное «хро, хро», Бойцов обрисовал ситуацию, какой он ее видел. Пару раз Джоныч порывался что-то спросить или дополнить, но мужественно наступал на горло собственной песне. Полминутная тишина после того, как Бойцов закончил, подчеркнула серьезность сказанного.
— Я слышал, что богатые покупает земля, — тщательно подбирая слова, сказал Джоныч, — но не знал, что так плохо и нечестно все. Ведь есть закон…
— Нашим богатеям закон не писан. Кто мы для них? Вот такие же свиньи. С той разницей, что они нас не кормят, только режут.
Бойцов, просунув ногу сквозь загородку, почесал носком сапога пятнистый бок ближайшей свиноматки. Та испустила звук утробного блаженства. Да-а, зная, что тебя скоро поведут на убой, начинаешь как-то сочувственно относиться к этим примитивным существам… Кстати, не таким уж примитивным: Проша в популярном журнале вычитал, что по интеллекту свинья стоит лишь одной ступенью ниже обезьяны. При этом крайне редко человек видит в свинье интеллект, чаще — сало… Так что не слишком обольщайся насчет своего ума, Иван Андреевич.
