… … …
– Это сделал ты, Вацлав. Ты! Ты! Ты!
– Это сделал не я, Армандо.
– Это сделал только ты! Ты же мне сам сказал, что ты можешь… что ты это сделаешь, если я не…
– Это не я.
– Я же отдал тебе твою долю! И она львиная! Львиная, слышишь! Я же должен был поиметь хоть немного! Хоть что-нибудь!
– Ты всегда хоть что-то имеешь, Армандо, задница. Благодари Бога, что мы оба живы. Как тебе не совестно. Ирены же тоже нет. Я невиновен в гибели Моники.
– Ее убил ты, Вацлав! Я не верю ни одному твоему слову! Я не верю тебе!
Армандо лежал лицом на столе в особняке у Кайтоха. Он рыдал, как баба. Кайтох налил ему в рюмку сердечных капель, поднес. Где твой былой лоск, Армандо. Да, это жизнь. Вот она, жизнь. В ней убивают. И наших близких, и нас. А ты думал, ты вечно, радостный карбонарий, будешь стричь купоны. Двери захлопнулись. Бог берет плату натурой.
Кайтох сам накапал себе капель. Дерьмовое средство. Уж лучше коньяк. Он вбросил в себя пахучее зелье, его лоб с высокими залысинами покрылся письменами морщин.
– Твое право не верить. Я разберусь в том, что там, в Тамани, творится. Я уже послал туда Касперского. Он парень – кремень. Не бойся, Задорожный от нас никуда не убежит. Если смерти наших жен, Армандо, его рук дело, – ох и страшную пытку я ему придумаю. Ох и медленно он будет умирать.
Бельцони поднял от стола зареванное лицо. Галстук у него сбился на сторону. Глаза блуждали, как у раненого зайца. Он воззрился на Кайтоха.
– Так это не ты, Вацлав?.. Не ты ее убил?..
– Говорят тебе, не я! Радуйся лучше, что так все вышло! Что ты точишь слезы, как красная девица!
– Красная… как?..
– Сколько лет ты в России, Армандо, а не силен в языке. Только и вызубрил, что матюги. На матюгах далеко не уедешь. Ты должен говорить по-русски лучше, чем шпион и дипломат, понял?.. Радуйся! Поплачь немного, а потом утри слезки и пойми, что у тебя старой жены нет, а ты еще больше разбогател после продажи измирского золота, и теперь ты можешь взять в жены хоть принцессу Монакскую, ты можешь жениться на дочке Рокфеллера, еще и плохая партия она для тебя будет!.. Ты можешь жениться на молоденькой курочке, Бельцони, ты, старый авантюрист!.. Ты это-то хоть понял немного?!..
Бельцони встал, с грохотом отшвырнув стул ногой.
– Ты… – Он задохнулся. – Ты циник, Вацлав!..
– А ты не циник? – Кайтох схватил его за рубаху, притянул к себе. Задышал ему в лицо перегаром, табаком, корвалолом, гневом. – Ты разве не циник?! Убивать, грабить, насиловать других людей можно, а твою драгоценную Монику – нельзя?! Предавать и продавать других можно, меня в том числе, а тебя, твою персону грата, – не тронь?!.. Мы с тобой, Армандо, давно старые разбойники! Мы – персоны нон грата! Мы циники! Мы ловим момент! Мы берем от жизни все! Все! Все, понимаешь!..
– Пусти меня, – устало сказал Бельцони, освободил рубашку от железной хватки Кайтоха, отряхнул грудь, отошел в сторону. – Я отчего-то не могу думать, как ты. Мне нужна была моя Моника. Я к ней привык. Я… – горло у него захлестнуло петлей опять набежавших слез. – любил ее. А ты, ты уже никого не любишь, Кайтох. Где твой сын, Вацлав?.. Там?.. В Тамани?.. Если там так опасно, если там действует убийца, не подчиненный тебе, porca madonna, – так почему ты не заберешь егт оттуда?!..
– Потому, почему и ты не забирал оттуда тело Моники. Его тебе привезли самолетом, гроб передали, – сухо сказал Кайтох и закурил, обвевая себя дымом, как фимиамом. – Лень, милый мой, лень. Лень и еще авось. Я хоть и поляк, а всегда надеюсь на русский авось. Это славянское. Это у нас в крови. С Ежи ничего не случится. Это мой сын.
– Дурак!.. Он же еще ребенок!..
– В этом возрасте мальчик уже должен уметь постоять за себя. Побороться за себя. И, если понадобится, умереть в бою.
Бельцони угрюмо сверкнул в Кайтоха слезящимися глазами. Поправил галстук.
– Ты жесток!
– Все мы жестоки. Все мы звери. Помнишь, что сказал умный Гоббс: человек человеку волк. А благородное животное волк, Армандо, согласись. Древние его всегда изображали на фресках, на стелах. И лев тоже. Хотя лев хищник, Армандо, и жрет даже людей, не только антилоп. И я – хищник. Я хищник, Армандо, и ты тоже. Мы оба хищники и циники. Не лги себе.
