Ее губы скривились в усмешке.
– Дорогой мой, – сказала она, – кто, ты думаешь, предупредил Роджерса?
Он поднял на нее глаза.
– Если верить шерифу, – ответил он, – то некто, назвавшийся «другом». Но если это была ты, то скажи об этом прямо.
– Да, я.
– Тогда почему ты не сказала об этом мне?
– Я предупредила тебя вчера вечером, что тебе придется пройти через все это, если ты узнаешь еще кое-что. И потом, если бы я тебе рассказала все в «Палмлиф фэн», тебе все равно пришлось бы пойти к Роджерсу, и тогда заговор сработал бы. Но я знал, что он сотрудничает с Федеральным бюро расследований и потому будет более осторожен. Я надеялась, что если я предупрежу его, это спасет тебе жизнь.
– Очень любезно с твоей стороны, – вежливо заметил Святой. – Следовательно, после того как ты все это проделала, ты вернулась к Марчу и Фрэду и помогла им похитить моих друзей.
– Нет. Я должна была реабилитировать себя в их глазах. Поэтому и сказала, что совершенно не соображаю, что происходит, но из твоих слов кое-что поняла, в частности, будто бы тебе уже известно о ловушке и ты принял защитные меры. Через пару минут подошел официант и прошептал что-то на ухо Фрэду. И тот заметил, что я была права. Фрэд впал в бешенство. Отдал несколько распоряжений на немецком языке, которых я не расслышала, после чего мы все удалились. Пока готовили «Марч хэер» к отплытию, привели твоих друзей.
– Я видел, как ты веселилась с Рэнди, когда яхта проходила мимо Козуэя.
– Мне пришлось остаться с ним. Мне нужно было узнать, куда они направляются.
– У тебя есть еще один шанс выйти незапятнанной, – сказал Саймон безжалостно. – На кого ты работаешь?
После, казалось, бесполезной внутренней борьбы она наконец решилась:
– На Британскую секретную службу.
Саймон на мгновение дольше, чем следовало, задержал на ней взгляд.
Затем закрыл лицо руками.
Прошло некоторое время, прежде чем он опустил руки. Выражение его лица изменилось до неузнаваемости. Впечатление было такое, словно он сбросил безобразную маску.
Теперь все встало на свои места. Абсолютно все. Словно он сделал последний шаг и из удушающей темноты вышел на свежий воздух ясного дня. Ему даже не пришлось спрашивать себя, говорила ли она ему правду. Если откровенного взгляда ее ясных глаз было ему недостаточно, то имелось другое очевидное свидетельство. Ни одна ложь не могла бы так удачно заполнить нишу в его проекте. Его удивляло только одно: как он сам раньше не мог об этом догадаться.
Непроизвольно он взял ее за руку.
– Карина, – сказал он, – почему ты не рассказала мне об этом раньше?
– А как я могла? – Ее лицо не выражало затаенной злобы. – От меня не было бы никакой пользы, если бы я попала под подозрение. Я слишком много вложила сил, чтобы занять то положение, в котором нахожусь сейчас. Даже ради тебя я не имела права рисковать. Я знала, что ты считаешься романтиком, этаким современным Робин Гудом, но откуда мне было знать, что я могу довериться тебе? Я не могла этого сделать. Ну а теперь – у меня просто нет другого выхода.
– Рассказывай до конца, – тихо сказал Саймон.
Она опять поднесла сигарету ко рту и затянулась глубже, чем обычно. Жребий был брошен, и выбор сделан, и как будто впервые в жизни она вздохнула легко и доверилась воле волн.
– Началось все с обычного соглашения, – продолжила она. – Иностранному отделу было многое известно о Рэндолфе Марче, как и о многих других, кто в свое время доставлял им много хлопот. Например, что в 1933 году он жил в Германии и у него было много друзей среди влиятельных нацистов, а также о его симпатии к ним. Но он – не единственный миллионер, считающий, что фашистский режим представляет собой удобную систему государственного устройства. Вам известна вся технология: вы толкаете богатого человека в объятия фашистов, пугая его коммунизмом, а он озабочен сохранностью своего богатства, бедного же человека вы толкаете в объятия коммунистов, пугая его капитализмом; затем коммунисты и фашисты заключают между собой союз и освобождают... Короче, после Чехословакии[16] они узнали, что Марч спекулирует на нацистской бирже.
