– Да, он такие местечки любит. Он мог бы его выкупить за деньги, которые здесь спускает.
Святой кивнул в ответ. Он уже заметил, что официант оказывает Марчу особое внимание, и сделал вывод, что тот здесь не впервые. Потом его внимание привлекли подсевшие к его столу две блондинки и брюнетка.
– Он часто приводил тебя сюда? – спросил Саймон.
– Часто.
– Ты считаешь, что он хочет дать понять, что ему нет нужды приводить сюда девушку?
Она засмеялась:
– Я тут ни при чем. Он часто приглашал к столику девушек, даже когда приходил со мной. Это своего рода игра.
Насколько он мог заметить, она сказала это без злобы, без каких-либо эмоций, как если бы сообщила между прочим, что Марч коллекционирует марки. Но Саймоному требовалось угадать: почему она так много недоговаривает?
Он по-прежнему продолжал наблюдать за столиком Марча, стараясь предугадать, откуда следует ждать опасности. Их полное равнодушие начинало его тревожить. Ни Марч, ни капитан не обнаруживали своего знакомства с кем-либо из присутствующих в зале, не считая официантов, Карины и только что появившихся троих девушек. И тем не менее он понимал, что они здесь не случайно и неспроста. Не мог понять только, что за этим должно последовать...
Вивьен пела, расхаживая между столиками, и теперь она приблизилась к ним, а точнее – к мистеру Униатцу, который смотрел на нее разинув рот, как бы ожидая, что голубое тюлевое платье вот-вот начнет сползать с ее плеч.
Ты
обещанный поцелуй вины,
который заставляет ждать всю зиму;
Ты
тихий шепот вечера...
Грудь Хоппи распирало как воздушный шар, он сполз на самый кончик стула. Трагедия его жизни заключалась в том, что женщины были слепы к невидимой красоте его души.
Певица протянула к нему руку и похлопала по щеке.
Ты свет ангела,
который зажигает звезды;
Самое важное в жизни – это то,
что я знаю, кто ты такой...
Саймон поперхнулся.
Однажды мои руки
обнимут тебя...
Для мистера Униатца это было уже слишком. Он попытался одной рукой обнять за тонкую талию склонившуюся над ним девушку, но Вивьен ожидала этого и быстро поцеловала Хоппи в лоб. Его рука неожиданно ухватилась за вьющиеся волосы Вивьен, которые оказались париком, обнажившим ее короткую мужскую стрижку.
– Ты отвратительное грязное чудовище! – взвизгнула Вивьен и, выхватив у него парик, бросилась к сцене.
Саймон и глазом не успел моргнуть, как мистер Униатц схватил со стола графин. Словно комета графин пролетел через зал и, задев кларнетиста, ударился о барабан и отскочил в сторону, – раздался грохот цимбал. Тогда Саймон железной хваткой вцепился в руку Хоппи.
– Прекрати, – проскрежетал он зубами, – или я сломаю тебе руку.
– Мы должны дать им по мозгам, – сказал мистер Униатц, краснея.
– Дурак! – рявкнул на него Святой. – Они только и ждут, чтобы мы начали какую-нибудь заварушку.
И тут Саймон заметил, что весь зал покатывается со смеху. За столиком Марча смеялись громче всех, и прежде всего сам Марч. Даже неизменно плотно сжатые губы капитана Фрэда растянулись в улыбке, обнажая зубы. Кларнетисту помогал оправиться от испуга тот самый ухмылявшийся официант, который не являлся здесь важной персоной. Дирижер взмахнул палочкой, грянула музыка. Закружились пары. Тем временем к столу Саймона приблизился главный распорядитель, он улыбался, но на этот раз улыбка у него была сдержанная.
– Вы здесь впервые? – поинтересовался он, скорее утверждая, чем спрашивая.
– Мой друг не пьян, – ответил Святой, – просто он поторопился.
Распорядитель понимающе кивнул:
– Ничего страшного. Вам еще принести напитки?
– Спасибо.
Святой очутился в глупом положении, но теперь уже знал наверняка: стоит допустить малейшую оплошность – и разразится грандиозный скандал.
Но пока такой возможностью никто не воспользовался. Все было обращено в веселую шутку.
Он закурил еще одну сигарету и обратился к Карине как можно более спокойно:
– Хорошо, что здесь всем присуще чувство юмора.
– Подобное случается почти каждый день, – заметила она как бы между прочим. – Это никого не трогает.
Значит, предполагается что-то другое... Он чувствовал, как напряжена Карина, она тоже чего-то ожидает, хотя и не подает вида. Она медленно потягивала свой ликер, держа в руках сигарету. Может, ему передавалось ее внутренняя напряженность, и поэтому он чувствовал себя как на острие ножа, словно втайне она вела какую-то опасную для него игру.
