Тот со скучающим видом листал одну из драгоценных старинных книг, лежавших на столике у окна. Книг король не дозволял касаться никому. Особенно этих — летописей правления де Наве с самых истоков. Когда-то король Александр приказал оправить эти книги в кожу, серебро и драгоценные камни. И они были настоящими сокровищами из всех вещей, принадлежавших де Наве. Однако появление короля Трезмонского нисколько не отвлекло Петрунеля от его занятия. Он продолжал читать и, будто мимоходом, проговорил:
— Есть что-то прекрасное в том, что Фенелла была названа в честь матери Эймара Наве, основателя вашего рода, не находите? Называть города именами близких — это много. Но и здесь я не нашел ни слова о том, почему Аброн отдала первое ожерелье чужому ребенку…
— Вы полагаете, это может быть важным? — поинтересовался Мишель. — Или как-то мне поможет?
— Вас не привлекают тайны?
— Они осложняют жизнь, а вы сейчас тянете время, когда и сами знаете, как его мало.
— А ведь стольких бед можно было избежать, если бы не было тайн, — задумчиво ответил мэтр Петрунель. — Но вы правы, сир. К чему теперь гадать, когда ничего не остается, кроме действий. Через два дня, в последний день осени, День Змеиный, когда все возвращается в места, которым принадлежит, вы вновь окажетесь в Трезмоне с ожерельем или без.
— А где будете вы?
— Я буду ждать. И не стану мешать вам. Слово мэтра Петрунеля, сир!
— Что ж, я готов.
— Как вам будет угодно, Ваше Величество, — усмехнулся Петрунель и щелкнул пальцами.
28 ноября 2015 года, Париж
— Я не хочу устраивать тебе сцен, — процедила сквозь зубы Мари, вцепившись руками в горчичных перчатках в руль и внимательно глядя на светофор. — Но, когда я вернусь из Бретиньи-Сюр-Орж, я не хочу видеть твоих вещей в своей квартире. В понедельник заеду к тебе за ключами. И на этом все, договорились?
— Договорились, — эхом отозвался молодой человек, расположившийся, несмотря на ремень безопасности, в самой вальяжной позе на соседнем сидении.
Он с важным видом смотрел в окно на мелькающие дома, в то время как его пальцы с безупречным маникюром постукивали по ручке дверцы в такт мелодии, раздававшейся из динамиков. Весь он, начиная с его длинных ресниц и заканчивая большим ртом с ярко очерченным изгибом губ, которым могли бы позавидовать многие женщины планеты, походил на высокооплачиваемую модель перед камерой именитого режиссера.
Мари проглотила ком обиды, резко возникший в горле и мешавший дышать. Но тут же взяла себя в руки. В конце концов, так даже проще. Все лучше, чем и дальше тянуть на себе этот груз с гордым названием «Наши отношения», выделенным розовым маркером. Даже при склонности к мелодраматическим эффектам, Мари отдавала себе отчет, что в данном случае «отношения» — результат ее собственной работы, не его. Но от этого менее гадко не становилось.
— Может быть, хоть объяснишь, за каким чертом предложил жить вместе? — в конце концов, не сдержалась она. — Это же должно мешать? Или нет?
— Чему мешать? — недоуменно спросил Алекс и повернулся к ней.
— Твоим поискам.
— Да нет, не мешало, — пожал он плечами. — С тобой было удобно. Но Лиз я давно люблю. Это другое…
Слова и комментарии, которые она собиралась обрушить на голову Алекса Романи, замерли у нее на губах. И Мари, чтобы не сбиться, сосредоточенно уставилась на дорогу. О великой любви своего теперь уже точно бывшего она узнала каких-то пару недель назад. И это был самый странный период в их так называемой совместной жизни. Его вещи по-прежнему валялись по ее квартире. А он таскался за Лиз на глазах Мари и всего ресторана. Впрочем, этого и следовало ожидать. Рано или поздно они все равно разошлись бы. Собственно, едва ли ей вообще светила нормальная семья. С Алексом — особенно.
Ее пригласили работать в новый ресторан семьи де Савинье «Шато дю трубадур» полгода назад. Вернее, тогда еще самого ресторана в помине не было. Были идея, помещение и шеф-повар Алекс Романи с его тремя гребанными мишленовскими звездами и предложенным меню из сети ресторанов де Савинье. Мари оформляла помещение. Романи воевал с владельцем за каждое измененное наименование. Вивьен Лиз де Савинье, дочь владельца, фонтанировала фантазиями, поскольку больше заняться ей было нечем.
