Мгновенно Колгрим почувствовал себя необыкновенно сильным.
— Я знал это, — прошептал он про себя. — Я знал, что самый великий из всех избранных — это я! Такой, какого еще никогда не видывал мир. И вот он пришел, человечество! И он ужасен!
Колгрим решил сейчас ничего не трогать. Лучше подождать отъезда Тарье. Он может уехать в любой день. Тарье опасен. Никто не знает, на что он способен, что умеет делать.
Иногда Колгрим думал, может, Тарье тоже избранник, но предназначение его иное, в какой-то мере противоположное.
Нет, он не избран. Тарье не владел ничем из всего мистического, которое как бы окутывало всех настоящих наследников Тенгеля Злого.
Таких, каким является сам Колгрим.
Подождите только, люди! Вы пока еще не видели многого!
Осторожно, с нежностью Колгрим закрыл дверь и повесил портрет на место.
Отвесил спокойный поклон своей бабушке, красивой колдунье Суль, и прошептал:
— Все ясно, бабуля!
Теперь принадлежащее ему по праву находилось в его руках!
И вот настал памятный день, когда Даг, проезжая мимо церкви в Гростенсхольме, приказал кучеру:
— Труби в трубу! Домой едет пропавший, которого давно ждут!
И кучер затрубил. Веселые звуки фанфар разносились в воздухе.
В Гростенсхольме ужинали. Лив подняла голову.
— Что это? Кажется, наш горн звучит.
— Да, это он, — подтвердил Таральд.
— О Боже, не случилось ли что-нибудь с Дагом.
— Нет, это сигналы веселья, — сказала Ирья. — Смотрите, они несутся во весь опор.
— Но что случилось? Даг сошел с ума?
Они все вместе вышли на крыльцо и наблюдали, как карета неслась к дому под непрерывный звук фанфар.
Во дворе она остановилась.
— Даг, ты сошел с ума? — воскликнула Лив. Он вышел из кареты. Улыбка озаряла его лицо. И таким помолодевшим его уже не видели многие годы.
— Я привез с собой двоих друзей.
— О Боже, что подумают его друзья о нас? — сказала Лив, обращаясь к стоявшим на крыльце.
Из кареты с помощью кучера вылез рослый юноша, а за ним рыжеволосый маленький мальчик, который махал рукой и смеялся. Одеты они были в необыкновенные лохмотья, обвязанные веревками и шпагатами.
Ирья закричала:
— Маттиас!
Таральд был уже внизу и, не говоря ни слова, обнимал своего младшего сына. В горле стоял комок, и он не мог ничего вымолвить. Лив вынуждена была крепко взяться за перила лестницы; у нее сильно закружилась голова.
Со стороны Липовой аллеи бежали люди узнать, что явилось причиной такого шума. Ирья опустилась на крыльцо и сидела, судорожно рыдая, неспособная двигаться. Маттиас присел на корточки и сказал:
— Мамочка, разве ты не рада?
Сбежалась прислуга, и кучер пытался оглушить всех своим рассказом. Какое-то мгновение вокруг царил неописуемый хаос.
Аре смеялся, и слезы радости текли по его щекам.
— А я думал отругать тебя, Даг, за то, что опозорил нас! Кучер, дуй в горн, да так чтобы звуки его разносились по всей Норвегии!
В этот вечер в Гростенсхольме царил веселый шум. Сюда были приглашены все из обеих усадеб и из Эйкебю, хозяева крестьянских подворий и слуги, и радостный слух распространился быстро. Посмотреть на Маттиаса, потрогать его прибежали люди со всей округи. Раньше всех толпились в Гростенсхольме люди из Эйкебю, многочисленные родственники Ирьи, а старый хозяин Эйкебю сам обнял Маттиаса, своего тезку, и вытер слезу. Ведь тот был и его внуком! Богачи и простой люд, бедняки — все перемешались здесь, и каждому было что выпить и закусить.
Только поздно вечером все вздрогнули, услышав вопрос Маттиаса:
— А где Колгрим? Я еще не поприветствовал его!
И только тогда они обнаружили, что того никто не видел после ужина — перед тем, как приехала карета.
Даг пригласил к себе в кабинет всю семью, поручив слугам позаботиться о гостях. Маттиаса отправили спать, и Даг попросил Таральда и Ирью проводить его.
— Предстоит очень серьезный разговор, — сказал он оставшимся. — Из рассказа Маттиаса явствует, что Колгрим виновен в его исчезновении.
И он пересказал все, что сообщил ему ничего не подозревавший Маттиас.
Присутствовавшие пришли в ужас, не знали, что и сказать.
— Не говорите пока ничего Таральду и Ирье, — попросил Даг. — Они и так достаточно страдали.
