Мораль пала низко. Вере в Бога нанесли смертельный удар. Нужно пару сотен лет, чтобы население достигло того уровня, который был до войны.
Чума, свирепствовавшая в 1635 году, нанесла еще больший урон общему состоянию. Только черная смерть три века тому назад унесла больше жизней.
Все это Тарье знал. И среди этого опустошения находился его маленький сын. Но Юлиана писала, что все идет хорошо. Ей он верил. Но тосковал. Тосковал и беспокоился за то крошечное существо, за которое он сейчас отвечал.
Он снова сконцентрировал внимание на чердаке.
Мозг Тарье работал логически. Но не нужно было большой работы мысли, чтобы определить, где задержался Колгрим.
В одном из углов кто-то недавно устраивался с удобством. На старом стуле лежал коврик; до сих пор в сиденье стула видна была вмятина. Следы от свечи на столе, стоявшем рядом, также говорили достаточно ясно. Хлебные крошки и кружка с засохшими следами молока на столе…
Здесь сидел Колгрим целых два дня…
Тарье оглянулся, осмотрел все, что находилось вблизи. Угол был захламлен. Всякое старье было нагромождено одно на другое.
Но тут он увидел железную шкатулку, следы на которой показывали, что ее взламывали.
Колгрим не задумывался над тем, что оставит следы. Небрежный, как большинство четырнадцатилетних.
Тарье присел на корточки и открыл крышку. Пододвинул ближе фонарь.
Пораженный, он вытащил из шкатулки старый предмет. Не обращая внимания на свои действия, он уселся на удобный стул Колгрима.
Так он и сидел, забыв об окружающем его мире.
Тарье не потребовалось двух дней, как Колгриму. Тарье соображал быстрее.
Когда утренний свет заставил поблекнуть яркость фонаря, он поднял голову и медленно прошептал:
— Он сумасшедший! Он, наверное, полностью сошел с ума! С этим ему не справиться, неужели он думает, что осилит это?
Когда Тарье с ввалившимися от усталости глазами спустился с чердака, весь дом уже был на ногах, кругом шумело и гудело. Слуги занимались своими делами и кроме того убирали после вчерашнего торжественного празднества. Лив смотрела на значительно убавившиеся запасы еды и как раз, когда появился Тарье, приказывала сварить нового пива.
Не успев даже поздороваться, он сразу сказал ей:
— Нам немедленно следует отправляться в погоню за Колгримом. Я знаю, куда он направляется.
Лив вопросительно посмотрела на него.
— Таральд обнаружил, что лошади Колгрима нет на месте. Ирья и Таральд сейчас организуют его поиски.
— В этом нет необходимости. Я пойду и поговорю с ними. Где Маттиас?
— Все еще спит.
Во дворе усадьбы стояла большая толпа, в основном, мужчины, которые слушали указания Таральда.
— Подожди, Таральд, бесполезно посылать народ по всем направлениям, — сказал Тарье. — Я знаю, куда он поехал.
— Куда? — спросил Таральд. Лицо его было бледно-землистого цвета. Исчезновения сыновей тяжело отразились на нем.
— На север. Дай мне лошадей и двух хороших всадников, и я отправлюсь в погоню.
— Но я хотел…
Тарье остановил его жестом руки.
— Нет, Таральд, только не ты!
— Но он мой сын!
— Именно поэтому тебе не следует участвовать в этом деле. Это сделать должен я, поскольку он забрал с собой инструменты, которые могут стать роковыми в его неопытных и полностью безответственных руках.
Таральд подошел ближе.
— Тарье… Помни, что мы любим его, — сказал он проникновенно. — Несмотря на то, что он сделал с Маттиасом.
Его кузен кивнул.
— Я знаю. И я приведу его домой. Но сейчас вопрос идет о его жизни, если его не остановить вовремя.
— Делай, как знаешь, — прошептал устало и удрученно Таральд.
Никому, кроме Таральда, не выпадало в жизни столько горьких испытаний, подумал Тарье. Хвала Господу, что рядом с ним всегда находилась Ирья!
Но и она сейчас была измучена. Они даже не успели порадоваться возвращению Маттиаса.
Люди занялись подбором хороших лошадей.
— Раньше я ездил верхом довольно хорошо, — сказал Калеб. На нем была чистая одежда, борода побрита, и выглядел он приятно.
— Но ты провел четыре года в шахте, — печально улыбнувшись, произнес Тарье. — У тебя слишком слабая спина для такой поездки! Упаси меня Бог, ведь ты, мальчик, прибыл сюда лишь вчера вечером после такой изнурительной поездки!