«На сих днях случилось мне быть у одного приятеля, где видел гвардии двух унтер-офицеров. Они имели между собой большое прение: один утверждал, другой отрицал бытие Божие. Отрицающий кричал:
«Нечего пустяки молоть; а Бога нет». Я вступил и спросил его: «Да кто тебе сказал, что Бога нет?» «Петр Петрович Чебышев вчера на Гостином дворе», — отвечал он.
«Нашел место!», — сказал я.
Фонвизин с удивлением заметил:
«Странно мне кажется, что Чебышев на старости лет вздумал на Гостином дворе проповедовать безбожие».
На это Теплов возразил: «О, так я вижу, вы его не знаете».
Когда прочитавши, по совету Теплова книгу С. Кларка «Доказательства бытия Божия и истины христианской веры» Фонвизин решил ее перевести, Н. Теплов сказал ему:
«Намерение Ваше похвально, но вы не знаете с какими неприятностями сопряжено исполнение оного».
Теплов объяснил Фонвизину, что безбожник Чебышев, служивший обер-прокурором святейшего Синода будет чинить ему всяческие препятствия.
«Не подражайте Чебышеву, — сказал бывшему после него оберпрокурором Яковлеву епископ Ярославский Павел, — мы проклинаем его.»
X. ПУГАЧЕВЩИНА И ЕЕ ИДЕЙНЫЙ СМЫСЛ
Лев Тихомиров писал в «Монархической Государственности», что полное бесправие крестьян, с первого момента и до последнего, сознавалось народом, как явление временное, обусловленное потребностями государства.
Власть дворянства была создана царем и могла держаться только царем. Это был явный и очевидный факт. Мужик, погруженный в бесправие, говорил о себе: «Душа Божья, тело царское, а спина барская».
Мужик служил барину потому, что барин служил царю. Правда, манифест о вольности дворянства, уничтожив обязательную службу дворян, тем самым логически требовал уничтожения также и крепостного права. Эта логика вещей не осталась чужда Пугачевщине, которая была заявлением нравственной незаконности крепостного права после манифеста 1762 г.
Никогда крестьяне не теряли уверенности, что царь есть также и их царь, общий, всенародный, а не дворянский.
Уродливая страница русской истории, начавшаяся после смерти Петра I, частые дворцовые перевороты, замена понятной народу крепостной зависимости крепостным правом, принявшем при «Великой Екатерине» чрезвычайно грубый характер, была расценена народными массами как проявление произвола со стороны дворянства. Крестьяне никак не могли поверить, что порабощение их одобрено носителями царской власти. Крестьянство свое порабощение объясняло тем, что дворяне обманули царей и цариц, правивших после и обманным путем завладели ими.
«Расцвет дворянских привилегий, — указывает Платонов, — в XVIII веке необходимо соединяется с расцветом крепостного права.
Поэтому время Екатерины II было тем историческим моментом, когда крепостное право достигло полного и наибольшего своего развития».
Прославленная Вольтером и Дидро, как свободолюбивейшая из монархов своего времени, Екатерина распространила крепостное право на весь, ранее свободный юг России — Малороссию и Свободную Украину. Свыше миллиона свободных крестьян были розданы «Северной Минервой» любовникам и представителям высших кругов.
Сын казака Разумовский получил в награду… 100000 крестьян.
Потемкин в конце жизни имел 200000 крестьян. Потомок известного авантюриста и казнокрада Меньшикова — 100000 крестьян.
При Екатерине II крепостные крестьяне потеряли последние остатки своей личной свободы и превратились в «крещенную собственность». Последняя точка была поставлена, когда «Северная Минерва» запретила крестьянам жаловаться представителям государства на противозаконные действия своих помещиков.
Разглагольствуя о просвещении, Екатерина II на практике всячески старалась задержать просвещение крепостного крестьянства.
Екатерина, например, писала губернатору Москвы: «Я не устраиваю школ, но для Европы надо сохранять в общественном мнении наше отношение (к народному просвещению. — Б. Б.). В тот день, когда наши крестьяне пожелают учиться, ни Вы, ни я не останемся на своем посту». Это написано той же рукой, которая писала про мужественного борца за права Православной Церкви, Ростовского Митрополита Арсения, что она приказывает именовать его Андреем Вралем, что он «ничего как превеликий плут и лицемер».
