Итак, это я к чему: нынче вечер пятницы, Уэб придет ко мне работать над докладом.
О боже. От одной этой мысли желудок крутит сальто.
Лежу в постели и жду, потерявшись взглядом в люминесцентном плакате с первыми отпечатками шагов Нила Армстронга на поверхности Луны. Его фиолетовые и розовые тона дополнительно подцвечены начинающимися сумерками, раскрашивающими небо снаружи, просачивающимися в открытое окно. Сегодня луны нет. Вот и хорошо. В воздухе чувствуется запах ржавчины. Надвигается гроза.
Тикает будильник на тумбочке.
19:11. Тик-так. 19:12. Тик-так. 19:13.
Он опаздывает. Мы не так много разговаривали на этой неделе – экзамены и все такое – из-за чего я начинаю сомневаться, что обмен тайнами на утесе был на самом деле.
19:15. Тик-так. 19:16.
Может, заблудился? Не знаю. Понятия не имею, где он живет, поэтому нарисовал карту, как идти от школы до моего дома.
Тик-так. 19:18.
Мне никогда прежде не приходилось объяснять, как добраться до моего дома. Я никогда раньше никого к себе не приглашал. О чем я думал?! Глупая-глупая-глупая идея. Где маркер? Скорее нарисовать черную дыру на ковре, исчезнуть в другой эпохе…
Тик-так.. 19:20. Не сработало.
Pink Floyd плещет волнами сквозь перекрытия, доносясь из колонок проигрывателя в гостиной. Альбом «The Dark Side of the Moon». Благовония пачули ароматизируют воздух. Единственный сорт, который я смог найти за барной стойкой. Туда же сунул пепельницу с титьками – и прочие отцовские причиндалы с девицами – и включил так и оставшиеся развешанными рождественские гирлянды.
Тик-так. 19:23.
Подумаешь, большое дело, Коллинз. Вы просто друзья. И только. Доктор Эвелин говорит: «Хорошие друзья – это хорошие силовые поля» – вот что он такое. Да. Может, следовало позвонить Старле, позвать ее в гости, и…
Дверной звонок.
Он здесь.
– Привет.
– Привет.
Смотрим друг на друга сквозь москитную дверь.
Уэб в обычной одежде: белая майка в рубчик, ярко-голубые джинсы и побитые жизнью «чаки», но сверху наброшена сияющая черная ветровка, как волшебный плащ. На ней белый значок: силуэт американского индейца, переходящий в значок мира, и буквы AIM, отпечатанные красной краской. Уэб, высыпающий в рот пакетик вишневых леденцов, и губы цвета красного моря. Уэб, кусочек солнца, пойманный в клетку. Уэб…
– Привет, приятель, впустишь?
– О. Верно. Прости. Да. Прости… – Тру запястья друг о друга.
Он проходит мимо, пахнет подгорелым тостом с медом.
– Ого, так это твой дом?
Входит в гостиную так, словно это музей изобразительного искусства.
– Да, пожалуй, что мой.
Я все еще стою у двери. Наверное, ошеломленный тем, что он на самом деле здесь. Оглядываю соседские дома. Никаких старых перечниц, подглядывающих сквозь шторы, никакого света в окнах Старлы… да в общем-то нигде никакого света. Мне вдруг приходит в голову, что он вобрал в себя все огни, когда проходил мимо. Он – гребаная звезда Вифлеемская в моей гостиной. Ослепительная.
– Так, значит, ты богатенький мальчик? – говорит он, шаркая босыми ступнями по ковру. («Чаки» сбросил в ту же секунду, как только вошел.)
– Да нет… Не знаю… – Подбираю их и ставлю у двери. – Да и вообще это ерунда.
Он смеется.
– И это говорит белый парень, у которого денег куры не клюют!
– О… я не то хотел…
– Да мы привычные. Белые отбирают у нас все…
– Ой, извини, в смысле…
– Да все норм, чувак. Чему быть, того не миновать… – Он приподнимает бутылку «Джека Дэниелса» на стойке, перебирает пальцами гирлянду. – Пусть у нас мало денег, зато мы богаче духом, чем любой знакомый мне белый… без обид.
Раскат грома прорезает тучи, за ним рассыпается дробь дождя. Я вздрагиваю, хватаясь за грудь. Иисусе! Расслабься, Коллинз.
– А это кто? – Уэб поворачивается к картине, висящей над камином. Пара люминесцентных клякс, оставшихся после эротического пиршества отца с Хизер, осела пятнами на ее платье. Гребаные инопланетные любовнички.
– Это бабушка.
Картина была завершена за считаные дни до ее смерти, семь лет назад. Она сидит, поднеся к губам красную розу, глядя в зеркало трюмо, в любимом платье – серо-голубом, с рисунком из желтых пионов. Светлые с сединой волосы, того же цвета, что и у меня, идеально зачесаны, завиты и сбрызнуты лаком.