Он кивнул:
— Хорошо еще, что у меня такой характер, я всегда послушен чужой воле.
В эту минуту к ним подошла маленькая кругленькая дамочка. Она схватила обеими руками его руку и начала ее изо всех сил трясти, глядя на него при этом сияющими глазами.
— Господин Гертер, спасибо, спасибо вам за вашу прекрасную книгу. «Открытие любви» — это самый замечательный роман из всех, что я когда-либо прочла. Я все тянула, никак не хотела переворачивать последние страницы, чтобы книга подольше не кончалась, по мне, она могла была быть на целых тысячу страниц длиннее. И едва я только закончила, как начала читать опять с самого начала. Поэтому я так обрадовалась, когда вы в своем выступлении высказали мысль о том, что для хорошего начала необходимо знать конец.
Не дожидаясь его ответа, она, вспыхнув, отвернулась и быстро отошла от них, словно спасаясь бегством.
— Какой же я все-таки, что я делаю с людьми! — промолвил Гертер.
Через полчаса пришел директор «Захера» сообщить, что готов в любой момент, как только они скажут, отвезти их обратно в отель. Для Гертера это было сигналом к тому, что теперь можно откланяться; он поблагодарил, но сказал, что предпочитает все же немного пройтись пешком по свежему воздуху.
— Вы уверены? Метеослужба обещала грозу.
— Совершенно уверен.
Тем не менее прощание заняло без малого еще полчаса. Лиштвиц проводил их до выхода, он просил Гертера обязательно сообщить, если ему когда — либо вновь случиться посетить Вену.
На площади их закружила странная роза ветров, порывы ветра, казалось, налетали со всех сторон. Небо стало черным, словно обратная сторона зеркала, время от времени Гертер чувствовал, как по его лицу скатывается капля дождя. Он извинялся перед Марией за то, что опять-таки по вине Гитлера завтра утром снова должен будет ее покинуть, а ветер становился все сильнее, и вдруг со стороны Августинерштрассе налетел шквал такой силы, что они едва удержались на ногах. В ту же секунду грянул гром, распахнувшиеся оконные рамы со всей силы ударялись о стены, слышался звон бьющегося стекла, звук падающих на землю цветочных горшков и опрокидывающихся велосипедов, через несколько мгновений их ослепило облако пыли и щебня высотой до неба. Они остановились, повернувшись к ветру спиной и протирая глаза. Засверкали молнии, на город посыпались оглушительные громовые раскаты, и стало поливать так, словно они в одежде стояли под душем.
— Не обращаем внимания, договорились?! — прокричал Гертер — наклонив корпус навстречу ветру, он упрямо шел вперед. — Делаем вид, что ничего не замечаем! Покажем ему, кто здесь хозяин!
Даже на следующее утро за завтраком глаза у них все еще были красные от пыли. Мария собиралась на выставку Дюрера в Альбертину, они договорились встретиться в середине дня.
— Смотри сама, если вдруг задержишься, — сказал Гертер, — самолет отправляется лишь в половине девятого.
Был спокойный осенний день. По дороге на стоянку такси, с томом «Открытия любви» в немецком переводе под мышкой, он купил возле палатки букет цветов для госпожи Фальк. Он вспоминал свою вчерашнюю лекцию. Все прошло, и до того окончательно и бесповоротно, словно ничего и не было. Он провел сотни и сотни подобных выступлений, вначале перед старшеклассниками в школах, в которые он должен был добираться на поездах и автобусах, позднее — для артистических кругов — когда он ехал уже на собственной машине, и наконец он стал выступать лишь перед сливками общества у себя в стране и за рубежом — отныне ему бронировали места в самолетах, заказывали лимузины и пятизвездочные отели. Но всегда на следующий день возникало одно и то же чувство — то, что все позади и больше никогда не повторится. Время казалось ему пастью, пастью без лица, оно все перемалывало, все пожирало без остатка.
Когда он открыл дверцу такси, навстречу зазвучала фортепьянная музыка.
Они поехали, и он объявил:
— Сати. «Гимнопедия».
Туше казалось шероховатым, а темп слишком быстрым.
— Это по радио или на кассете? — спросил он.
— Кассета.
— Кто исполняет?
Водитель, полноватый здоровяк немногим больше двадцати лет, бросил на него беглый взгляд в зеркало.
