— Почти всегда, — ответил Фальк.
Гертер почувствовал, что это скользкая тема и не стоит ее развивать.
— Какой у вас возраст, если позволите спросить?
— Я десятого года, моя жена четырнадцатого.
— Стало быть, перед вашими глазами прошло почти целое столетие.
— Не слишком прекрасным было это столетие.
— Но довольно интересным. По крайней мере, для тех, кто сумел бы его пересказать. Скажем так, это было незабываемое столетие.
Когда Гертер задал Фальку вопрос о его родителях, тот рассказал, что его отец работал помощником кондитера Демеля на Кольмаркт. Он почти не помнил его, отец погиб в Первую мировую войну в боях на Сомме, и матери потом пришлось пойти служанкой в богатые дома на Рингштрассе. Он окончил лишь начальную школу, потом устроился работать разносчиком писем и газет и параллельно учился в школе гостиничного хозяйства, потому что хотел продвинуться дальше, чем его отец. Когда в двадцать лет он получил диплом, матери уже не было в живых.
— И тогда вы стали официантом.
— И им тоже.
— Кем же еще?
Фальк покосился на него недоверчиво и сказал.
— Нацистом.
Гертер расхохотался так, что даже несколько крошек штруделя высыпалось у него изо рта.
— Вот, выходит, какая это была школа.
Но это было не из-за школы. Он несколько раз менял место работы, и вот в 1933 году — когда Гитлер пришел к власти в Германии — получил работу в кафе, в котором обычно собирались правые радикалы только что запрещенной нацистской партии; с ведома центрального комитета НСДРП в Мюнхене подобное происходило по всей Австрии. Замаскировавшись под клуб любителей ската, разложив перед собой на столе карты, они в самой глубине в маленьком зальчике, тонувшем в клубах дыма, ковали революционные планы. В игре однажды принял участие сам доктор Артур Зейс-Инкварт, в ту пору адвокат, которому предстояло в дальнейшем стать федеральным канцлером и официально просить Гитлера об аннексии Австрии.
— И который двумя годами позднее был назначен рейхскомиссаром оккупированных Нидерландов, — добавил Гертер. — Но к тому времени, полагаю, вы уже потеряли его из вида. За те преступления, которые он совершил у нас, главным образом в отношении евреев, он был повешен в Нюрнберге.
— Я знаю, — сказал Фальк. — В последние полгода войны мы прислуживали у него дома в Гааге.
Гертер посмотрел на него ошарашенно, но поборол в себе желание расспросить об этом подробнее.
— Что ж, выходит, вы знаете всех этих господ. Таких, как Раутер, высший начальник СС и полиции в Нидерландах, тоже, кстати, ваш соотечественник. Если приглядеться повнимательнее, мы были оккупированы Австрией. Одна сплошная Wiener Blut,[5] если позволите. Иногда мне кажется что так называемый аншлюс Австрии к Германии скорее был аншлюсом Германии к Австрии. А все эти австрийцы в том же тысяча восемьсот девяносто втором году были очаровательными грудными младенцами, и Зейс и Раутер, не исключая и моего собственного отца, который тоже не лучшим образом показал себя во время войны. Говорю это к слову и ради объективности.
Он еще хотел добавить: «…и еще чтобы вы не чувствовали себя виноватым», но от последних слов удержался — надо было еще выяснить, насколько виноватым чувствовал себя его собеседник.
Фальк немного помолчал и обменялся взглядом с Юлией, которая в эту минуту тушила в пепельнице свою сигарету.
— Политика меня не интересовала, — продолжил свой рассказ Фальк, — вначале я был к ней равнодушен, в мои обязанности входило ставить на стол пиво, вино и колбасу. Но все изменилось, когда я познакомился с Юлией.
— Правильно, сваливай все на меня, — пошутила Юлия, которая в первый раз приняла участие в разговоре.
Она изобразила возмущение, но выражение ее глаз говорило совсем о другом. Головой она показала в сторону Ульриха:
— Поглядите-ка на него, какой красавчик. Вы не поверите, но в ту пору это был натуральный блондин, подлинный ариец, на десять сантиметров выше ростом, сильный, с прямой спиной и большими голубыми глазами. Я сразу в него влюбилась.
Сама она была дочерью фашиста, служившего бухгалтером на государственной транспортной фирме; как-то вечером она приехала за ним — «и смотрите, с тех пор мы уже шестьдесят шесть лет вместе». Ульрих регулярно приходил к ним в дом, однажды отец Юлии дал ему почитать «Майн кампф» и очень скоро склонил к национал-социализму.
