— Да, природа часто преподносит нам удивительнейшие сюрпризы, — сказал г-н Зарагир. — Ее воображение явно превосходит человеческое воображение.
— Простейший цветок бросает вызов всем претензиям людей с их изобретениями в области механики, — заявил г-н Дювиль. — Машины рождаются уже устаревшими, отставшими, вышедшими из моды, и даже находясь в движении, они инертны, тогда как неподвижные растения гордо проходят сквозь века со скоростью мимолетных видений. Ничто не может сравняться с цветком в новизне и одновременно в древности.
Полковник тут что-то заметил по поводу японских деревьев, от которых ему нетрудно оказалось перейти к русско-японской войне 1905 года. Благодаря его болтовне и репликам его собеседников первая часть ужина прошла довольно оживленно. Настоящее веселье наступило, когда перед десертом Луи встал и надел на палец невесте перстень с крупным рубином. Она поцеловала жениха. Глаза ее, столь многоопытные в выражении любви, затуманились слезами радости, и она обошла стол, то и дело кладя руку на скатерть между сидящими и повторяя: «Вы только посмотрите!» Ее родители признали в этом подарке доказательство внушительного состояния, которое призвана была разделить недооцененная ими дочь. Понимая, что пришло время сблизиться с ней и проявить родственные чувства, они оживились, их лица из вытянутых сделались круглыми, и они без зазрения совести стали разыгрывать комедию горячих чувств.
Еще до начала ужина Луи Дювиль показал г-ну Зарагиру обручальное кольцо и прочие драгоценности, которые он собирался вручить невесте на следующий день.
— Пусть у нее будет два сюрприза, — сказал г-н Зарагир. — У каждого из нас будет своя минута удовольствия вручать подарки. Мне не терпится вручить вам обоим кое-какие безделушки.
Он вышел из-за стола и принес молодоженам поднос с несколькими шкатулками.
— О! Это все нам? — воскликнули те.
Подарки г-на Зарагира были бирюза и бриллианты в золотой оправе. В коробочках лежали браслеты, броши, запонки, но особым великолепием поражало прекрасное ожерелье в виде переплетающихся заглавных букв, составляющих целую фразу: «Боги вам это предназначили, а дружба вручает». Во всех этих драгоценностях были видны изобретательность г-на Зарагира, его властный вкус и горячее желание сделать приятное, что еще более увеличивало их ценность.
— Ах, какая прелесть! Сколько прелестных вещей! Великолепно! Это слишком, слишком красиво! Спасибо, спасибо!
Невеста взяла ожерелье и протянула его г-ну Зарагиру со словами: «Наденьте первым». Луи и его отец поаплодировали этому жесту. Тогда Зарагир надел колье на шею невесты, и все услышали щелчок застежки.
— Ваше счастье составит мое счастье, будьте счастливы, — сказал он ей.
Неожиданно из сада послышались аккорды музыки. Раздвинув шторы, все увидели в дыму бенгальских огней четырех юношей и четырех девушек, которые пели, аккомпанируя себе на гитарах и скрипках.
Г-н Дювиль открыл окно и крикнул им:
— Там холодно, идите сюда!
Музыканты отвечали, что просто хотели исполнить серенаду молодоженам. На самом же деле юношам было любопытно взглянуть на женщину, ради которой Луи отказался от холостяцкой жизни, а девушки пришли только из-за г-на Зарагира. Ему нравилась их шумливость, он с удовольствием отвечал на их вопросы и смеялся вместе с ними. Он был их другом, они обступили его со всех сторон. Он занялся ими, отчего невеста в глубине души почувствовала нечто вроде ревности. Потом юноши взялись за свои скрипки, а девушки — за гитары. Все уселись, чтобы их послушать, а невеста отвела Зарагира в темный угол гостиной.
— Вы напоминаете мне какое-то мое воображаемое воспоминание, — сообщила она ему.
— Воображаемое воспоминание? Вы тоже для меня являетесь таким воспоминанием, — ответил он.
Подобно тому, как он очаровывал многих женщин особым сочетанием присутствия и своеобразной отчужденности, что оказывается обычно самой опасной приманкой, ее он притягивал к себе какой-то определенной неопределенностью, чем-то абсолютным, что называют обаянием и что составляет, возможно, гений души. Ее тянуло к нему все, что было в нем неуловимого и, подталкиваемая неприязнью к юным музыкантшам, в обществе которых ему было хорошо, она хотела, чтобы он предпочитал ее всем остальным.
