Как вы относитесь к мухам-автостопщицам? Не знаю, как вы, а Никанор их любил. С ними дорога была быстрее и атмосфера веселее. Запускаешь муху к себе в салон машины где-нибудь в Крыму, а выпускаешь уже в столице. И получается муха уже не только автостопщица, но ещё и лимитчица. Вот и сейчас в салоне летала муха, которой он дал временное прозвище Союз-Аполлон. Такая локальная орбитальная станция внутри машины.
Но в данный момент Ник двигался не в столицу, а к морю, в маленький посёлок на отшибе цивилизации. В этот раз, после февральского Сингапура, ему захотелось чего-то простенького, без выпендрёжа, вроде картошечки с селёдочкой после жаркого из каракатицы.
* * *
За прошедшие пять лет ему доводилось пить кофе в разных городах мира, но место, в котором он оказался сейчас, выглядело не менее самобытным. После комфортной инфраструктуры крупных городов курортный посёлок на Азовском море казался обжитым не более, чем одинокие острова в Тихом океане. И в этом была своя прелесть. Даже многие труднодоступные уголки планеты уже были опутаны длинными щупальцами бестактной Цивилизации и хамоватой Глобализации, и Никанор искренне радовался, когда не обнаруживал в городах своего пребывания такого их олицетворения, как, например, «Макдональдс».
Он пил эспрессо, с трудом найденный в восьмой по счёту забегаловке, и понимал: «Сча-а-астье есть!» Месяц у Никанора случился напряжённый, и сейчас, вдыхая кофейный аромат, смешанный с морским бризом, он получал от жизни максимальное удовольствие.
«Как немного всё-таки человеку надо… Совершенно не обязательно быть миллиардером», – в очередной раз выводилась сама собой простая истина.
Вдруг в кармане замяукал котёнок… Это звонил мобильный Никанора. Он взял трубку.
– Ники, привет! Это я, – выплеснулся из динамика жизнерадостный девичий голос. Это была Лиза, его компаньонка по многим проектам.
– Бон джорно, сеньорита! Как погода в Занзибаре? – шутливо поприветствовал Никанор.
– Как погода? Да фиговая. Снег засыпает Килиманджаро. Слушай, у меня тут новый проект вырисовывается! Только уж очень он из общей массы выбивается. Слишком необычный.
– Неужели? Так у нас все проекты с прибамбасами, ты не заметила? – Разговаривая, Ник наблюдал за осой, которая нагло пыталась «отхлебнуть» из его чашки.
– Да. А этот ещё круче. Но для его запуска в работу ты должен срочно приехать.
– Вот вы никак не хотите, чтобы я одичал и поробинзонил. Ведь специально уехал от цивилизации к дикой природе на недельку отоспаться.
– Тогда надо было на Таймыр ехать. Оттуда труднее доставать.
– Ну да. В следующий раз так и сделаю. И мобильный отключу.
– Вот только не надо угрожать! – засмеялась Лиза.
Никанор положил трубку на пластиковый стол и сдул осу с чашки.
* * *
Восходящее солнце медленно ощупывало комнату, под потолком вокруг люстры суетилось несколько истеричных насекомых, за окном в кустах, по Ильфу и Петрову, «щебетала птичья сволочь».
За всем этим макромиром с дивана, едва проснувшись, с умиротворением наблюдал Никанор. Сегодня ему надо было выныривать из нирваны приморского посёлка, и он с упоением ловил оставшиеся мгновения своего туземного отдыха.
Вдруг в дверь постучали. Никанор встал, натянул шорты, думая, что это хозяйка пришла проверить порядок у отъезжающего квартиранта, толкнул дверь рукой и застыл… В дверном проёме стоял… никарагуанец. А точнее – Мигель Веласкес.
Мигель (если это был он) – его бывший сокурсник по университету, который, так и недоучившись два курса, уехал на родину. Конечно, отношения Никанора и Веласкеса в те времена были очень тёплыми, даже дружескими, но ведь прошло уже лет десять с тех пор, как Мигель вернулся в Латинскую Америку… Настоящий этнический потомок американских индейцев был среди студентов русского отделения филфака, как Дед Мороз в Сахаре. Как его занесло вместе с двумя арабами из Сирии именно на этот факультет, для Никанора до сих пор оставалось загадкой. Хотя приезжали они вполне официально в рамках программы помощи Советского Союза дружественным странам, выбравшим социалистический путь развития. Через год, в связи с развалом СССР, программу помощи свернули, и парням предложили платное обучение. Мигель, в отличие от наших арабов, был парнем бедным, практически нищим, оплату не потянул и через год, насобирав денег на дорогу, благополучно улетел к себе в Никарагуа. С тех пор они не виделись и не общались. Интернета тогда ещё не было, а международная телефонная связь была не по карману обоим.
