— Ты ведь знаешь, что я люблю его и заставляешь все время сидеть возле себя, — говорил она.
— Я? Ничего я его не заставляю. Он ведет себя так, как ему нравится, — отвечала г-жа Валь-Дидье.
Так оно и было на самом деле — ни к кому не относясь свысока, не желая ни льстить, ни обидеть кого бы то ни было, Петер фон Эль вел себя так, как считал нужным.
Клотильда говорила своей лучшей подруге, которой поверяла все тайны:
— Я влюблена в Петера фон Эля. Как ты думаешь, он меня любит?
— Он? С ума сошла. Ему тридцать два года. Представляешь, тридцать два! Мы для него вообще не существуем. Тебе бы заняться кем-нибудь другим. Петер фон Эль! За ним же охотится твоя мать. Она за нос его водит.
— Думай что хочешь. У меня свое мнение, — отвечала Клотильда. И, желая поболтать и рассказать, какая она несчастная, поведала подруге тайну, которую доверила ей мать: — Невеста в могиле. Ничего себе! Все это материнские измышления, чтобы отговорить меня, — заключила она.
— Отговорить от чего?
— Любить иностранца, бедняка, она-то хочет, чтобы я вышла замуж за богатого человека, за француза. Сама знаешь не хуже меня, родители, особенно матери, способны на все, чтобы расстроить брак, который им не по вкусу. Что бы ты предприняла на моем месте?
— Я? Прежде всего, узнала бы правду.
— Ты права. Это самое главное, — согласилась Клотильда, у нее в общих чертах созрел план, и она поспешила пригласить Петера совершить прогулку: — Поедемте с нами покорять моря. Отправление назначено на завтра.
— Поездка по морю? — воскликнула г-жа Валь-Дидье. — Что еще за фантазии?
— Успокойся, мама, самая прозаическая поездка: решено плыть на остров Паркероль, осмотреть его и заночевать там. Вы поедете, Петер?
— С удовольствием. Спасибо, Клотильда.
— Мама, — продолжила она, — я тебя не приглашаю, потому что на этот раз решено не брать с собой взрослых.
— Но, — возразила г-жа Валь-Дидье, силясь улыбнуться, — Петер, если я не ошибаюсь, уже взрослый?
— Да, — ответила Клотильда, — но ты же моя мать.
Задетый обидным для Катерины ответом, Петер фон Эль повернулся к Клотильде и попросил прощения за то, что не сможет принять ее приглашения. Она восприняла урок и, обвиняя во всем мать, решила отомстить.
— С меня довольно, — сказала она подруге. — Мама не упускает случая доставить мне неприятности. Все время старается лишить меня общества Петера. Кто хочет сделать его несчастным? Он-то просто умеет себя вести. Я считаю, что от него скрывают смерть невесты не потому, что правда убьет его, а потому что пока он верит, что она жива, он не сможет жениться ни на ком другом, на мне например. Признаю, не все матери так изобретательны, как моя. Вот послушай: «Ах, Клотильда, бедное мое дитя, необходимо, увы, чтобы ты оставила всякую надежду. Мужчина, которого ты любишь, влюблен в девушку, которая почила в бозе. Он мог бы об этом узнать, но тогда он умрет на месте!» Это так красиво, грустно, так мрачно и так здорово придумано. Молчание. Полное молчание. Заговорить — значит совершить убийство. Какой ужас! Петер? Да он так же здоров, как ты! Где правда во всем этом? Если действительно он помолвлен с мертвой, все равно он рано или поздно узнает об этом, и я нахожу гнусным, что никто ему не скажет. Он имеет право узнать, что свободен, и тогда посмотрим, как он распорядится свободой. Кто может поручиться, что мама не рассказывает ему, что я обручена с мертвым? Я имею право защищаться. Так или нет? Мне надоело терзаться сомнениями и оставаться жертвой измышлений дорогой мамочки. Да будет свет! Света, пожалуйста, света! — вскричала она в заключение произнесенной речи.
— Ты недавно сама говорила, что родители способны на все, особенно матери. Поговори с Петером. Чем ты рискуешь?
Вечером того же дня, пока г-жа Валь-Дидье заканчивала туалет, Клотильда отправилась за Петером, который мерял шагами тропинку под апельсиновыми деревьями.
— Почему вы отказались поехать с нами на Паркероль? Зачем испортили мне удовольствие? — спросила она. — Какая мама, в самом деле, недобрая. Ей подходит любой возраст, кроме ее собственного. Она красивая, очень красивая, красивей всех нас, согласна, ну и что? Пусть оставит нам хотя бы нашу молодость!
