Зарагир смотрел в проем двери. Он подумал, что его жена, предупрежденная слугой, готовит какую-нибудь из своих излюбленных шуточек, что она стоит в прихожей и на цыпочках подходит к двери, чтобы внезапно появиться и застать его врасплох, как она это часто делала в Тижу. Он полагал, что она находится в двух шагах от него, и в расчете на это сказал голосом, шутливо-сердитую интонацию она должна была бы сразу распознать:
— Вашу телеграмму я получил на рейде Вильфранша. На корабль я сел, не предупредив жену. А зачем ее предупреждать? Вот уже почти два месяца, как она меня покинула! Целых два месяца назад! Вот какая изменница! Я хотел бы, чтобы она слышала меня и содрогалась от моего гнева!
— Два месяца, два месяца, и не говорите! — взмолилась г-жа Дювиль. — Мы ничего об этом не знали, абсолютно ничего, клянусь вам! Только позавчера мы услышали про это от соседа, который видел их на новогоднем ужине в Ницце. Только поэтому мы и молчали. Они оба виноваты, тут я совершенно с вами согласна, но если Луи — неженатый мужчина, то она — замужняя женщина, и вам это известно лучше, чем мне.
Зарагир положил ей руку на плечо:
— Я не из любопытных, — сказал он и спросил, где находится хозяин дома.
— Он? В это время дня? В «Гербарии», где же ему еще быть! За ним уже пошли. Ну идите же сюда, присаживайтесь.
И, желая поскорее вернуться к теме, которая ее живо интересовала, она продолжила:
— Вы не любопытны, потому что все знаете. А я ничего не знаю, и в этом деле меня интересует одна деталь: вы были с ней, когда они опять встретились?
— Нет.
— Она была в Париже?
— Да.
— Почему?
— Потому что я ее туда отправил.
— Тогда я ничего не понимаю. Вы жалуетесь, что она вас покинула, между тем как сами же решили расстаться с ней? Кстати, тем лучше. В таком случае вина Луи не так велика. А ведь согласитесь, что, у нынешних женщин есть все основания соблюдать верность. Любовь нынче ничего не оправдывает. Это уже не времяпрепровождение и даже не развлечение. У них есть теперь телефон, кинематограф, радио, автомобиль и великолепные достижения авиации, этого должно было бы им хватать, чтобы быть счастливыми, так нет, им еще подавай и мужчин!
Г-н Зарагир улыбнулся ей и сказал, что пойдет навстречу г-ну Дювилю.
— Но на улице сейчас так холодно! Какой все-таки неосторожный человек! Но зато видно, что вы совсем не изменились. Кстати, прогулки по холоду входят в моду, мы получили от Луи открытку из Тироля. До чего же красивый край, даже противно. Ну идите, идите, я не хочу вас задерживать. Завтра мы еще успеем поговорить о серьезных делах.
Г-н Зарагир накинул на плечи пальто и вышел. За дверью он сжал кулаки, ударил себя в грудь и остался стоять на крыльце, вдыхая воздух этой наполненной такими неприятностями ночи. Тут его и встретил Дювиль. Они обнялись.
— Я счастлив, — сказал г-н Зарагир.
— Что свидетельствует о твоей доброте, — ответил Дювиль. Вспомнив привычку, сохранившуюся у них с юношеских лет, они спустились вниз и встали, рядом, прислонившись спиной к фасаду дома.
— Расставание горько и для того, кто знает сладость расставаний. Какое удовольствие можно получить от одиночества! До сих пор не могу опомниться, — сказал наконец г-н Зарагир. Мы с тобой не философы, и чувства наши ничто не сдерживает. Каждый из нас догадывается, что чувствует другой. Так что нет нужды говорить о моем отъезде, о моем возвращении и о пяти годах, прошедших со дня моего отъезда. Я не говорю, что о них можно забыть. Просто о них лучше не вспоминать.
— И это будет лучшим способом ничего не скрывать друг от друга, — ответил г-н Дювиль.
Жена звала их в дом, говорила о том, что они получат воспаление легких, сообщила наконец, что ужин готов и уже стоит на столе. Она надела домашнее платье цвета пармской фиалки. Г-н Зарагир похвалил ее вкус, в ответ она проворковала что-то, после чего они сели за стол. За столом старые друзья заговорили о земледелии, о домашних животных и о превратностях климата. Г-жа Дювиль, путавшая кроликов с лапландцами [4], заявила, что последние являются настоящим бичом для лесов, тогда как кроликов она любит, поскольку они питаются исключительно рыбой.
