...В городе я вдруг почувствовал, что я один, что обычные заботы на время отпали.
«Что-то я давно не не ночевал дома!» — бодро подумал я, впрыгивая в автобус.
Автобус переехал мост. Я все собирался выйти, позвонить (кому?), но на первой остановке не вышел, подумав, что на следующей автоматы стоят прямо у автобуса... Но почему-то опять не вышел и так доехал до самого дома.
«Ну ничего, — бодро подумал я, — зато чаю сейчас попью! Хорошо попить горячего чаю с лимоном в холодный вечер!»
Потирая руки, я отправился на кухню. Но заварки в коробке не оказалось. И лимона не было. И вечер, в общем-то, был не такой уж холодный.
Я побродил по пустой квартире.
Да-а-а... Помнится, два года назад, когда жена уехала в отпуск и через пять минут вернулась, забыв билет, квартира была уже полна моими гостями.
— Вот ето да! — с изумлением, но и с некоторым восхищением сказала тогда жена. — В шкафу они у тебя были, что ли?
Нет, они были не в шкафу, — они прятались во дворе, за мусорными баками, ожидая момента! Да... теперь, конечно, не то! Видимо, возраст. Тридцать лет. Еще двадцать девять лет одиннадцать месяцев — ничего, но тридцать лет — это уже конец.
Видимо, жизнь прошла. Не мимо, конечно, но прошла. С этой умиротворяющей мыслью я и уснул.
Проснулся я необычно рано. По привычке я стал искать на стене пятно света, сквозящего между шторами, — по расположению этого пятна я определял время довольно точно. Но пятна на стене не было.
«Значит, пасмурно, дождь!» — подумал я, и сразу же возникло почему-то ощущение вины.
Потом пятно на стене стало проступать, сперва бледно, потом все ярче и ярче наливаясь солнцем.
Я вскочил, отодвинул штору: на кусок ярко-синего высокого неба со всех сторон надвигались набухшие тучи. Я смотрел некоторое время на этот кусочек с надеждой, но потом задвинул штору, оделся, поел и, сдуваемый ветром, вышел на улицу.
«Что за лето?» — с отчаянием думал я.
С таким трудом, ценой таких унижений удалось пристроить дочку на шесть дней на дачу, на воздух, и надо же — пошел дождь, они с Катей даже не могут выйти погулять! Что я, метеоролог, что ли, виноват, что лето выдалось в этом году такое холодное?..
— У тебя жена в отъезде? — спросил приятель на работе.
— А что, есть хорошие девушки? — автоматически, думая о другом, спросил я.
— Да нет... Я не к тому. Вид у тебя какой-то неухоженный.
На следующий день, отпросившись с работы, я поехал к своим. Время в электричке промелькнуло в этот раз быстро, я соскочил с платформы, побежал по дорожке.
Дочь выскочила из калитки, бросилась навстречу, стукнулась в живот головой. За оградой лаял щенок, выпрыгивая из высокой травы, чтобы посмотреть, кто это приехал.
Я вошел в дом, обнял жену. Щеку мою защипало, — я понял,что она плачет.
— Ну, в чем дело?! — злобно спросил я.
— Взвалили тут все на меня! — сжав свои маленькие кулачки, утирая ими щеки, рыдала она. — А магазины все закрыты, ничего нет. Вот, достала только это! — она ткнула кулачком в маленькую синеватую курочку, которая лежала, поджав тоненькие лапки. Жена умела создавать жалобные картины, когда ей нужно было изобразить одинокую свою, печальную участь...
— Лешка совершенно не разговаривает! — всхлипнула она.
— Так... в лес-то хоть ходите? — обратился я к девочкам.
— Нет. Холодно очень, — грустно вздохнув, сказала трехлетняя Катя.
— Эх вы, мерзлячки! — бодро сказал я. — Быстро надевайте курточки, сапоги!
— А где папа твой? — спросил я у Кати.
— Папа в городе, — вздохнув, сказала она.
В лесу действительно было очень холодно. Подгоняемые мною, девочки дошли до ручья. Там было не только холодно, но и сыро. Свисающие из тугих трубочек белые шарики ландышей казались олицетворением зимы.
Возвращаясь обратно, я увидел, что ворота в ограде широко распахнуты и посередине двора стоят «Жигули». Леха, стоя на коленях у багажника, вынимал оттуда банки с краской, долго осматривая каждую, нюхал, подбрасывал.
— Что это у тебя?
Этого вопроса, видимо, Леха и дожидался.
— Да краску вот купил, — ответил он. — Пол на кухне хочу покрасить к приезду Риммы, а то ворчать начнет, как всегда, что дача запущена.
