Сяо Лян был парень никчемный и глуповатый — это и без рассказа Ван Дэцзи было ясно, по нему сразу видно. Явилась полиция и прибила к арбузной лодке объявление: «Посторонним вход воспрещен». «Посторонним» — значит, в том числе и Сяо Ляну. Наверняка стражи порядка разъяснили ему, что теперь это место преступления и трогать ничего нельзя. Тот вроде бы понял — а может, и нет. Его выволокли на нос лодки и спустили на берег — парень выглядел растерянным, словно лунатик, но всю процедуру перенес покорно. Однако, когда полицейские засобирались прочь, он внезапно расплакался и закричал им вслед: «Вы гада-то поймали?!»
К ночи полицейские разошлись, уступив место уличным зевакам: те, непонятно зачем, принялись тщательно изучать место происшествия. Сяо Лян дремал на берегу, обхватив руками колени, и мешал им проводить расследование. Сункэнца растолкали — иди, мол, спать на лодку. Один мужик, которого как-то штрафанули, и с тех пор он люто ненавидел молодчиков в белой форме, принялся ворчать на полицию, мол, да что они понимают, больше слушай. Как лоточников и босяков гонять — это они первые, но убийство — ничего не смыслят! Какие отпечатки пальцев, какие свидетели — куча народу видела, как Шоулай его бил, зачем улики, не смешите! И вообще, парень, — иди спать к себе на лодку, ты что, посторонний? Какого черта?
Тут же нашелся другой доброхот: послушай, Рабоче-крестьянские бани снова открыты, надо просто дать старику на входе арбуз — пустит тебя поспать на лавке. Мигом возник и третий: вы что, совсем без мозгов, не понимаете, что он лодку не оставит? А за арбузами кто смотреть будет?
Сяо Лян подозрительно косился на советчиков, разве ж это порядочные люди? Для виду переживают, а сами наверняка что-то задумали! Он, видимо, их побаивался: ерзал на месте, чтобы не попасть под ноги, и не сводил с мужиков настороженного взгляда. Наконец он пробормотал: «Да я и тут посплю, мне за лодкой глядеть надо!» — свернулся калачиком, спрятав голову под руку, и продолжил спать, а точнее, внимательно слушать, как троица обсуждает убийцу. Вскоре он понял, что эти ребята Шоулая не жалуют, и выругался: «Вот сволочь! Убил из-за арбуза! Нешто арбуз дороже нашей крестьянской жизни?»
Весь город прознал о случившемся, и зеваки толпились вокруг моста Тесиньцяо с утра до вечера, чтобы поглядеть на «ту самую» лодку. Увы, на убийцу и убитого посмотреть не удастся, зато лодка-то вон она, да еще и «Посторонним вход воспрещен» написано, да и пятна крови видны и на досках, и на берегу. Днем Сяо Лян был куда храбрей: ротозеи глазели на лодку, а он, выпучив глаза, смотрел на них в ответ. Он твердил всем, мол, скоро приедут земляки из Сункэна, они уже в пути. Видимо, готовятся ответные меры.
— Да его ж еще вчера загребли! — вмешался кто-то. — Парнишка был на вокзале — видать, собрался удрать, но ему лень стало ждать поезда, и он пошел в Дом культуры неподалеку кино посмотреть. Только сел — там и повязали.
— И что теперь? Всё? Человек жизни лишился! Выходит, жизнь крестьянина дешевле арбуза?
Добрые люди ему разъяснили, что Шоулай-то несовершеннолетний, а значит, никакой смертной казни, только исправительные работы — малец еще дома похвалялся, мол, ничего не сделают, восемнадцати-то еще нет.
— Что вы врете, а?! Что теперь, раз семнадцать, можно бить кого хочешь?! — заорал Сяо Лян. — Ну и здорово, раз так! Нашим сункэнским тоже нет восемнадцати — приедут и отмутузят кого захотят! Может, и до смерти забьют — это ж не страшно?!
Сяо Лян так разволновался, что аж глаза налились кровью: вроде неглупый парень — но ничего не смыслит, и толковать бесполезно. Так что все просто оставили его в покое. Постепенно Сяо Лян утих, но озлобился, причем на всех сразу, как говорится, зачесал под одну гребенку.
— Да вы все тут друг друга стоите! Все в сговоре! Для вас жизнь крестьянина дешевле арбуза выйдет! — бурчал он.
Жившие рядом с Тесиньцяо каждую ночь, встав по нужде, созерцали в окно одну и ту же картину: у моста стоит арбузная лодка, а на берегу — какой-то мешок. Только все знали, что никакой это не мешок, а Сяо Лян, стороживший лодку.
