В прошлом, даже сто — двести лет назад, в тундрах Евразии дикие олени численно преобладали над домашними. Но позже, с развитием оленеводства и ростом населения в этих краях, «дикарей» стали вытеснять с пастбищ их домашние сородичи. Считается, что еще в середине XIX века поголовье диких оленей в нашей стране исчислялось несколькими миллионами. К 1920 году оно сократилось до полумиллиона, через десять лет — примерно до трехсот тысяч, а затем — и до двухсот тысяч оленей. Исчезновению животных способствовали участившиеся в период «потепления» Арктики гололедицы и, конечно, усилившееся, а главное, беспорядочное преследование их со стороны человека.
Однако в последние десятилетия стада «дикарей», как правило, стали восстанавливаться, хотя промысел животных продолжается и даже растет и вообще усиливается воздействие человека на природу Севера. В середине 60-х годов общая численность диких оленей снова поднялась до трехсот тысяч, а к середине 70-х годов даже превысила семьсот тысяч голов. Причиной этого были, во-первых, климатические изменения (гололедицы в тундрах стали случаться реже); во-вторых, укрупнение колхозных и совхозных стад домашних оленей, осуществленное в те же годы, высвободило кое-какие пастбища для «дикарей». Но еще более важную роль сыграло в этом изменившееся отношение к животным, более хозяйский подход к их использованию, начало которому положило постановление Совета Министров РСФСР «О мерах охраны животных Арктики», принятое в 1956 году.
До недавнего времени судьба одного из обитающих в СССР подвидов северного оленя — новоземельского вызывала особое беспокойство. Он был включен, как редкое животное нашей фауны, в Красную книгу СССР, а в Красной книге Международного союза охраны природы и природных ресурсов фигурирует даже как исчезающее животное. Это самый мелкий в СССР, а зимой и самый светлый по окраске представитель вида, обитающий только на островах Новой Земли. Как-то поздней осенью мне пришлось наблюдать здесь за табунком оленей. Земля была пестрая, в низинах давно уже лежал снег, а увалы все еще чернели голыми россыпями сланцев. Стоял редкий в этих местах полный штиль, и олени подошли ко мне очень близко, несмотря на то что я сидел открыто на вершине увала. До тех пор пока они не оказались рядом, я все не мог понять, материальные это существа или призраки. Олени неожиданно появлялись и вновь будто растворялись в светлых сумерках — настоящего дня в это время года здесь уже не бывает. Но все объяснилось просто: это были уже безрогие самцы (иначе их выдали бы рога), и они в своем белом меху каждый раз, когда ступали по снегу, становились невидимками! Тогда мне представилась возможность вообще хорошо рассмотреть этих животных. Они казались, наверное из-за очень густой и длинной шерсти, какими-то пухлыми, даже раздутыми, коротконогими и короткомордымй. А когда олени все-таки заметили меня и побежали, бросилось в глаза, что их заколыхавшиеся гривы необыкновенно длинны и пышны.
Биология этого подвида изучена слабо. Но видимо, эти «дикари» отличаются от живущих на материке. Например, в их рационе существенное место занимают собранные на берегах морские водоросли Эти олени, очевидно, более склонны к ожирению и быстрее накапливают запасы жира. До конца прошлого века они были обычны на обоих островах Новой Земли и совершали более или менее регулярные кочевки: осенью — с западного побережья на восточное и с Северного острова на Южный, весной — в обратном направлении. Происходившее в начале текущего столетия «потепление» особенно резко проявлялось в приатлантических районах Арктики, в том числе на Новой Земле. И не удивительно, что здешние олени несли наиболее сильный урон от гололедиц.
Бедственное положение оленей, несомненно, усугублял и их промысел, хотя население на островах никогда не было большим. Так или иначе, но с начала нашего столетия численность животных здесь быстро уменьшалась. Если в 10-х годах одному охотнику за год удавалось добыть сотни оленей и их шкуры большими партиями вывозили в Архангельск, то уже в 20-х годах добыча всех новоземельских охотников редко превышала десяток оленей за год. К концу 30-х годов общее количество животных, по-видимому, исчислялось лишь сотнями, а еще через двадцать лет, возможно, даже десятками.
