Сегодня, когда пишутся эти строки, предприятие перепродается. Его цена многократно возросла. Рост стоимости вызван исключительно улучшением бухгалтерско-финансовой части. Обороты же остались практически теми же, что и при мне. Получается, с клиентами я работал не хуже, чем целый отдел продаж!
Новые владельцы, инкорпорировав «Экспресс-почту», решили сохранить ее бренд, имеющий хорошую историю и лояльных клиентов. Со времени продажи прошло восемь лет. Наш дух, заложенное нами отношение к делу, сохранялись примерно пять лет. Сегодня атмосфера в фирме такая же, как везде… Правда, качество работы по-прежнему очень неплохое.
Первые два-три года после продажи «Экспресс-почты» я стремился открыть новое дело, но безуспешно. Старые партнеры откликались на мои предложения быстро и вежливо, но реальных шагов не делали. Это напомнило мне собственное поведение, когда мне, декану факультета, звонили очень пожилые и тяжелобольные профессора и беспокоились о включении их научных тем в планы. Я вежливо и успокаивающе отвечал, понимая, что, может быть, слышу их в последний раз.
Я увидел серьезные психологические трудности в положении пенсионера, привыкшего всю жизнь активно работать. Вспомнил своего отца после выхода на пенсию, когда он в домашней одежде подолгу стоял днем дома у окна. Вероятно, для человека работа создает некий стержень, структурирующий его жизнь. На пенсии такой стержень надо создавать самому. «Предоставленные самим себе, мы вынуждены сами ковать и искать свое счастье» (О. Гольдсмит). И здесь, похоже, важно накопленное внутреннее содержание человека, ведь, как известно, чем больше человек имеет в себе, тем меньше требуется ему извне. Накопленные же материальные ценности, чины и звания мало помогают в этой ситуации; скука или депрессия вполне совместимы с ними.
«Отфутболивание» бывшими партерами меня не особенно травмировало. Постепенно место, которое занимала работа, заполнилось другими интересами. Я вновь убедился, что жизнь мешает любым систематическим усилиям человека: близкие сердятся, что ты занят в определенные дни, друзья обижаются, что ты не можешь прийти на встречу. «Планы, как и всякое человеческое намерение, так часто встречают разные препятствия, что очень редко удается провести их до конца» (А. Шопенгауэр). В этом смысле, в стремлении осуществить свои планы, я продолжаю жить, как жил раньше.
Кооперативный период своей жизни я вспоминаю добром. Я понял, что такое отвечать за ошибки, нутром чувствовал ответственность своим рублем и имуществом.
Впервые я сам «рулил». И если мне что-то не удавалось, в этом был виноват только я – я не смог, а не меня «не допустили», потому что где-то наверху «есть мнение».
Я участвовал в становлении предпринимательства в 1990-х и 2000-х и испытал подъем, надежды и, вероятно, иллюзии, характерные для тех лет. Сейчас, когда те настроения ушли, я особо остро понимаю, как они приятны и нужны для взрослого человека. Надеюсь, что эти настроения вернутся в общество.
Я стремился вести бизнес по-человечески. Думаю, из-за этого я несколько проиграл в деньгах, но надеюсь, что хоть чуть-чуть способствовал становлению цивилизованной бизнес-среды в нашей стране.
И наконец, занявшись бизнесом, я вышел из научно-педагогического мира в круг людей других профессий и увидел, что здесь тоже есть бездари и таланты, воровство и честность, трусость и преданность. Двадцать лет я прожил в этом мире, который превратился для меня во «вторую родину». Мой мир стал шире, что пригодилось в моем сегодняшнем пенсионном состоянии, когда уверенность и оптимизм в большой степени создаются не внешними обстоятельствами, а накопленными внутренними ресурсами…
Около двадцати лет тому назад Егор обратил внимание на мой неважный вид и некоторую замедленность реакций. Скажем, играя в футбол, я видел и понимал все, что происходит на поле, но сделать нужное действие не успевал, притом что с силой и выносливостью все было в порядке. Все происходило как при замедленной съемке – в «рапиде», как говорят спортивные комментаторы. По настоянию Егора я сделал анализ крови, который показал наличие гепатита. Я начал лечиться у лучших петербургских врачей. Реакция несколько ускорилась, внешний вид стал получше, но печеночные показатели крови по-прежнему не радовали. Это означало, что разрушение печени продолжается. Процесс, как и положено в таких случаях, шел бессимптомно; чувствовал я себя очень неплохо, порой даже превосходно. Врачи покачивали головой, глядя на плохие результаты анализов, но тревоги не поднимали и продолжали выписывать мягкие щадящие лекарства, что-то вроде нетоксичных и поддерживающих печень гепатопротекторов. Впрочем, врач, у которого я наблюдался в последнее время, – в высшей степени опытный, внимательный и доброжелательный специалист, занимающий серьезный пост, – прописал мне уже специализированное лекарство от гепатита. Оно, как я сейчас понимаю, было разработано давно и стоило сравнительно недорого. Последнее, похоже, в глазах доктора было важным достоинством. Новый и более эффективный препарат-аналог, о котором я узнал совсем недавно, стоил в пять раз дороже. Его мне врач не прописывал, видимо считая слишком дорогим.
