Как-то я пришел делать МРТ. Оказалось, что у меня должны быть с собой результаты анализа крови: вещество, принимаемое или вводимое в кровь перед процедурой, может плохо влиять на почки и поэтому нужны данные последнего анализа. У меня его с собой не оказалось, но медсестра созвонилась с лабораторией, где я недавно делал анализ, и через две минуты получила результаты по электронной почте.
Затем медсестра сказала, что перед МРТ надо выпить два литра какой-то жидкости, порциями по пол-литра каждые тридцать минут. Я сел в «зале ожидания» и, поглядывая на часы, стал болтать с соседом. Спустя ровно тридцать минут подошла сестра и спросила, почему я не пью. «Я как раз собирался», – ответил я. «Тридцать минут уже прошло», – настаивала сестра. Думаю, что столь тщательный контроль не входил в ее обязанности, она просто старалась соблюсти протокол процедуры.
Несколько раз побывав как «медицинский турист» в Израиле, я заметил, что жители этой страны (и в том числе врачи) высоко оценивают свою медицину, верят в нее. Хотя как-то раз я встретил израильтянина, недовольного тем, как его лечили.
В израильских лечебных учреждениях я видел большой поток больных из России. В основном это состоятельные люди. Впрочем, есть и исключения. Мне рассказали историю о рабочем с Урала, ветеране труда, которого на лечение отправил его завод. Этот человек впервые оказался за границей. После операции в ожидании отлета домой он на несколько дней поселился в гостинице. Утром он вышел на набережную неподалеку от гостиницы прогуляться. Ему показалось, что встречные смеются, глядя на него, и что-то ему говорят. Он проверил детали своей одежды, не обнаружил ничего странного или смешного, вернулся в номер и встревоженно позвонил русскоговорящей медсестре, с которой подружился в больнице. Из его рассказа сестра поняла, что встречные просто улыбались ему и желали доброго утра. Они видели, что человек выздоравливает, и выражали ему свою симпатию.
Сопровождавшие меня медицинские работники говорили, что из России приезжают в Землю обетованную лечиться и весьма высокопоставленные лица. Отсюда делался логичный вывод об уровне нашей медицины – даже «элитной». Возражать, к сожалению, было сложно. Среди этих высокопоставленных пациентов встречались и известные критики «их нравов», знакомые нам по выступлениям в прессе.
Израильские врачи объяснили мне, что, учитывая обычную скорость роста опухоли, трансплантацию или иное вмешательство, которое я выберу, следует сделать в течение примерно трех месяцев. Пересадку печени в Израиле делают пациентам до 67 лет. Мне к этому моменту было почти семьдесят. Наши попытки обойти это правило встретили ясный отказ – закон есть закон. «Незадолго до вас здесь был с аналогичным диагнозом заслуженный генерал армии Израиля, – сказали нам с сыном, – и он тоже отправился делать операцию за границу».
Пришлось так поступить и мне. Был ноябрь 2013 года.
Сын провел анализ мировых центров, делающих пересадку печени. Пришлось принимать во внимание не только уровень врачей, но и время ожидания донорской печени. Мы выбрали Jackson Memorial Hospital в Майами (США). Это публичная, то есть не частная больница, при которой работает известный трансплантационный институт. Приехав в начале декабря 2013 года в Майами, я записался на прием к гепатологу. Меня приняли дней через десять. На прием я записывался по телефону, то есть пришел, как у нас говорят, «с улицы».
Врач оказался темнокожим. Неловко признаться, но это было для меня несколько неожиданно. Было страшновато доверить ему свою жизнь. Хороший ли он врач? Как я заблуждался! Мне стыдно до сих пор за свое предубеждение. Надеюсь, что ни гепатолог Леннокс Дж. Джефферс, ни его друзья и коллеги не знают русского и никогда не прочтут эти строки.
Я вновь прошел те же исследования, что и в Израиле. Диагноз и рекомендации израильских врачей в точности подтвердились. Как я уже писал, было несколько путей лечения опухоли, и мне, естественно, хотелось выбрать самый щадящий. Тем более что, повторюсь, чувствовал я себя отлично и все во мне противилось такой сверхсерьезной операции, как трансплантация. Врач терпеливо обсуждал с нами плюсы и минусы всех возможных путей лечения и, как и израильские врачи, рекомендовал пересадку печени. Мы согласились, и мой доктор направил меня в институт трансплантологии.
