— Хочу задать тебе пару вопросов, — сказал Сток, придерживая палец на курке и выжидая подходящего момента. — Ты католик?
— Да.
— Я бы плюнул, но зачем попусту тратить на тебя слюну? Твоя мама там, на Кубе, знает, что ты убил невесту? Причем в церкви? По-моему, ниже нельзя было пасть. Скажи-ка мне еще кое-что. Тогда, в Англии, ты хотел выстрелить в Алекса? Или в Вики? В кого из них?
Ножницы засмеялся.
— Я не кубинец. Я колумбиец, приятель. Из Кали. Мы, колумбийцы, если убиваем, так косим всех подряд, только успеваем поворачиваться по кругу. Невеста была первой, потому что я знал, что ее гибель причинит боль Хоку. А разве мог быть лучший вариант, чем пристрелить ее на ступенях церкви? Это было эффектно! Она первая. Хок, соответственно, будет последним.
— Действительно? А кто же будет следующим?
— Кто? Ты, конечно. Неужели непонятно? — возмутился Ножницы. — Я знал, что один из вас придет за мной. Чтобы отомстить за невесту. Я знал, что именно ты спас жизнь этого ненавистного старика Кастро. Двадцать лет назад Фидель уничтожил мою семью и поместил меня в темницу. Я жил в темнице двенадцать лет. Там не было ни солнечного света, ни лампочки, ни свечки, никакого света вообще. Никогда. Мои глаза стали бесцветными. Если бы ты провел двенадцать лет во мраке, с тобой произошло бы то же самое. Но я выбрался оттуда и намеревался похоронить Фиделя в той же самой темнице. Я почти достиг заветной цели. И тогда ты и этот мерзавец Хок разрушили все мои планы!
— Да, у нас с Алексом есть такая плохая привычка, — сказал Сток. В тот же момент он поднял «Глок» и выстрелил. — Я имею в виду, вмешиваться в тщательно продуманные и далеко идущие планы. Дерьмо!
— Промазал, дружок, — заявил невредимый Ножницы и потянул спусковой механизм своего револьвера.
Плечо Стока взорвалось от боли. Пистолет упал рядом в грязь. Он попытался схватить пистолет, но не мог пошевелить рукой, и, кроме того, проклятая болванка тут же утонула. Что за черт? Он что, промахнулся? Он никогда не промахивался. «Глок» выстрелил с каким-то странным звуком. Может быть, грязь залепила дуло? Вот черт, сегодня не его день. Хотя еще не вечер.
Сток посмотрел на Родриго, который сидел с дымящимся в руках «Магнумом» и взводил курок. Вот негодяй. Он видел, что парень раздумывает — пострелять в него еще немного, не нанося серьезных ранений, или оставить на произвол судьбы.
— Должно быть, больно? — полюбопытствовал Родриго.
— Эй, глянь-ка! — внезапно воскликнул Сток. — Вон к нам идет мертвец! Почему бы тебе не спросить у него? Ему наверняка досталось почище моего! — Сток схватил свое правое плечо левой рукой. Кость была цела. Просто ранил в мышцу, но кровь текла как сумасшедшая, и боль в плече заставила забыть о боли в ноге. Жижа уже подбиралась к его грудной клетке.
— Ты что, хочешь меня наколоть? Какая-то детсадовская шутка, — усмехнулся Ножницы. В этот момент Росс так хватил его палкой между лопатками, что тот кувыркнулся вперед, прямо в жижу, рядом со Стоком.
Парень начал кричать, дергать руками и ногами, пытаясь выгрести на берег. Одним словом, рыл себе могилу, что избавило Стока от множества хлопот.
— Ну ты, как всегда, в последний момент, — выдохнул Сток, обращаясь к Россу.
— Извини. Только что пришел в себя, — заявил Росс. Он протянул Стоку ветвь кипариса.
— Ты, кажется, обгорел до неузнаваемости.
— Меня ведь взорвали.
— Похоже на то.
— Сеньор, я прошу вас! — испуганно кричал Ножницы. Он был уже по пояс в трясине. — Спасите меня…
— Спасти тебя? — удивился Сток, приблизившись к трясине и глянув в его белые глаза последний раз. — Спасти тебя? Но зачем?
— Пожалуйста!
— Никто не может спасти тебя, Родриго. Ты сам поразмысли. Ты ведь идешь прямиком в ад. И ты уже на полпути.
Этот человек умирал долго. Он размахивал руками, пытался разгребать грязь, но это не помогало. Он тонул как надо. Стокли и Росс сидели на сухой траве и наблюдали за ним. Некоторое время он еще умолял и просил о помощи. В конце концов все, что осталось на поверхности, — это кончик носа, как в том африканском кино, что Сток видел в детстве.
Нос на мгновение задержался, а потом исчез. Вслед за этим из трясины всплыли два пузыря — и опять все так, как в том фильме.
