- Пора, - сказал Жилбыл Летописец, отложил ложку и встал.
- Спасибо, Друзяка. Может, помочь? - предложил он мальцу, намекая на то, чтобы вынести котелок во двор.
- Иди уж, - замахал руками Друзяка. - Каждый должен заниматься своим делом.
Трое мальцов на полу уже подкатили тележку к столу.
- Твоя правда, - согласился Жилбыл.
Тенка вспорхнула с обруча, но, когда Летописец, пригладив длинные волосы, водрузил обруч на голову, вновь уселась на него.
- Идём, моя диадема, - усмехнулся Жилбыл и, спустившись по скрипучим деревянным ступеням во двор, зашагал по тропинке вначале вниз, а затем, достигнув луга, вокруг холма.
По восточному склону холма к его вершине змеилась узкая мраморная лестница с ажурными перилами по левую сторону и безобразным рваным шрамом спёкшейся земли по правую. За этим шрамом холма не было. Срастаясь с лестницей, там простиралось ровное плоское поле, сплошь поросшее седым ковылём. Просто удивительно, как могло сочетаться ровное горизонтальное поле со склоном холма, но так было. Когда-то, давным-давно, Великий Кудесник разделил Волшебную Страну на две: Светлую и Тёмную, а затем сшил их так, замкнув каждую саму на себя, чтобы они никогда более не соприкасались друг с другом.
"А вот так я отделю Зло от Добра, - подумал я. - Как ножницами - раз, и всё. И сошью страну по науке - с искривлением пространства".
Жилбыл взобрался по лестнице до половины холма и оглянулся. Тень всё ещё покрывала луг, над озером висело облако тумана, но над туманом уже играла трепещущая искрами жужильих крыльев широкая семицветная радуга. Звон крыльев жужил и весёлые восхищенные выкрики сливались в единый светлый тон, дарующий люду долины радость пробуждения нового дня.
- Красиво в моей стране, Летописец? - грустно спросила за спиной Жилбыла Государыня.
Летописец повернулся. Государыня как всегда возникла на лестнице тихо, незаметно и неожиданно. Она стояла ступеньками тремя выше, правым боком к Летописцу и смотрела на него скосив глаз. Вечно юная и вечно молодая в неизменной белой государевой пелерине.
Всё в Стране Света было неизменным. И белая пелерина Государыни, и полотняная рубаха Летописца, и жужилье купание, и радуга по утрам. И берёзовая каша мальцов, и вечерние песни ласков. И изуродованная лестница на холме, и ежеутренние встречи на ней Государыни и Летописца. И улыбка Государыни.
- Красиво, - привычно согласился Жилбыл и тут только увидел, что сегодня улыбки на лице Государыни нет.
- Что с тобой, матушка? - изумился он.
Государыня вздохнула.
- Неспокойно мне что-то, Летописец. Сердце болит...
Она подняла руку к груди, но, будто наткнувшись на невидимую стену, опустила её. Никогда не видел Жилбыл ни левой половины лица Государыни, ни её левой руки. Всегда она стояла к нему правым боком. Поговаривали, что Кудесник изуродовал Государыню столь же страшно, как и лестницу.
- Тысячи лет мы жили в счастье и спокойствии без него, - продолжала Государыня. - А сейчас он вспомнил о нас. Что-то случится.
- Кто - он? - опешил Жилбыл.
- Кудесник, - просто сказала Государыня.
Летописец смешался.
- Но ведь Кудесник хороший, - вставила своё слово жужинья Тенка.
- Нет, - горько возразила Государыня. - Кудесник не хороший. И не плохой. Он - Кудесник. Вершитель судеб.
- Он что-то замышляет?
- Не знаю, - вновь вздохнула Государыня. - И он сам не знает. Пока только наблюдает за нами.
"Началось, - подумал я. - Стоило только довериться героям, как все мои благие намерения пошли насмарку. Какой там к чёрту счастливый добрый мир, "погрязший" по самые уши в небесной чистоте! Не хотят они в нём жить. Пресно им, видите ли! Ишь, Кудесник объявился!"
Врал я, конечно, самому себе. Я действительно полностью отпустил авторские вожжи и абсолютно не представлял, что же должно случиться в Светлой Стране. Просто перенёс на героев своё раздражение от личных глупостей и ошибок, совершённых в ту пору, когда мне самому казалось, что мой настоящий мир, в котором жил, пресен, погряз в застое и потому требует перестройки. Впрочем, перестройки мой мир действительно требовал. Но не бомбовыми ударами по женщинам и детям...
