- Мне страшно... - цепляясь за рубаху Летописца, билась крыльями Тенка.
Жилбыл прикрыл её ладонью, прижимая к сердцу. И только тут понял, что всё: и добавившаяся половина лестницы, и восстановившийся склон холма, и открывшаяся ему панорама дикого леса с гнилыми болотами, - то, что он до сих пор считал правой стороной, на самом деле для Государыни было левой...
Будильник затрещал крупнокалиберным пулемётом, и я, бросившись на стол, как на амбразуру, накрыл будильник телом. Краем глаза я всё же уловил, как Шипуша, с не уступающей моей реакции стремительностью, юркнула за холодильник.
Чёрт побери, ну и сон! Но почему именно Волшебная Страна? Согласно канонам психологии, должно было присниться что-то из блаженной юности... Да я вообще не думал, что усну!
Я поставил на плиту чайник, убрал в нишу пальто и направился в ванную комнату. Воду только начали подавать, и я, пережидая, пока кран раскашляется воздушными пробками, скопившимися за ночь в трубах, застыл перед зеркалом. Ну и вид у меня! Рубашка помята, седая борода всклокочена, как космы у левого лика Государыни, под глазами набрякшие сине-чёрные мешки. Хорошо бы сбрить бороду, но об этом можно только мечтать. Мыло у меня сохранилось ещё из старых запасов, но вот лезвия, как, впрочем, и зубная паста, кончились, и сейчас мне не по карману.
Почистив зубы мылом и умывшись, я всё-таки ножницами коротко подстриг бороду - уж больно непрезентабельный вид она имела, - кое-как разгладил мокрыми ладонями рубашку и вернулся на кухню. Вода в чайнике закипела, и я, разбавив её настоем липового цвета, выпил две чашки не очень приятного без сахара напитка. К варенью притронуться не решился, оставив его гостьям. Чем-то же их кормить надо? Поставив на стол рядом с банкой варенья пачку вермишели, я написал записку: "Сварите вермишель, а в холодильнике возьмите консервы".
Вот вроде бы и всё, что я мог им предложить. Пора на работу. Ах да, забыл о любимице. Я достал из холодильника колбасу, отрезал тоненький ломтик, мелко накрошил его на блюдце и поставил блюдце на пол у окна.
- Шипуша, кушать! - позвал я. Обычно слово "кушать" оказывало на кошку магическое действие, и она стремглав, где бы ни находилась, мчалась к блюдцу, стуча когтями по линолеуму. Но на сей раз кошка из-за холодильника не вышла. Обиделась.
- Тогда пока, - сказал я ей, оделся, осторожно, чтобы не хлопнула дверь, вышел из квартиры и пешком направился в институт. Раньше на работу ездил троллейбусом, но теперь общественный транспорт стал мне не по карману.
Осень в этом году грянула неожиданно и сразу, и намного раньше календарного срока. С дождём, холодом и ветром. Небывалые для конца августа в наших краях крепкие заморозки превратили не успевшие пожелтеть листья в зелёные тряпицы, и они висели на деревьях ослизлыми уродливыми сосульками. Шальной ветер раскачивал их, слепляя листья в тяжёлые бесформенные гроздья, а затем срывал эти гроздья, и они падали на асфальт с неприятным чмокающим звуком. Кучки тёмно-зелёной слизи противно, как слякоть, расползались под ногами, но никто листья не убирал.
Оскальзываясь на киселе из зелёных листьев, я шёл вдоль когда-то оживлённой, запруженной транспортом, центральной улицы. Сейчас по ней лишь изредка на бешеной скорости проносились легковые иномарки, да совсем уж редко проползал битком набитый людьми обшарпанный отечественный троллейбус.
У городского парка я свернул на дамбу и пошёл между прудами. Когда-то вдоль них, налезая друг на друга, ютились шахтёрские мазанки времен царизма, непонятно по какой причине называемого ныне просвещённым. Стоки нечистот со дворов мазанок настолько загадили пруды, что превратили их в зловонные болота. При социализме мазанки снесли, пруды почистили, вдоль берегов посадили парк, и через тридцать лет в прудах наконец появилась рыба, а в камышах даже стали гнездиться утки. Сейчас, похоже, оздоровлению центральной зоны города пришёл конец. Парк начал активно вырубаться якобы под застройку коттеджами для шахтёров, изъявивших будто бы во время последней забастовки желание вновь обосноваться на берегах прудов. По крайней мере так объяснял горсовет. То бишь, муниципалитет. Так я и поверил этой басне. Откуда шахтёру взять сумасшедшие деньги на строительство коттеджа, если в месяц он зарабатывает столько, сколько пронырливый спекулянт заколачивает за день, перепродав два-три ящика маргарина (того самого, который я так и не отоварил по талонам) в сопредельное независимое государство.
