Проходит комнату и в мир окна
Встревает, туфелька едва слышна,
Еще в луче -- стрекозка или пчелка -
Сверкнула шпилька или же заколка,
И у него в уме: его ль вина -
Еще немного и уйдет она,
И стану плакать жутким воем волка. -
Вот руку подняла над черемшой,
Вот, улыбнувшись, руку опустила -
И снова подняла -- перекрестила!
Что вздумалось -- ведь он уже большой.
Подумал: Тетушка меня простила
За то, что часто зарастал паршой.
Не буду больше зарастать паршой -
Мне ни к чему: здоровья заждались мы,
И вот уж не зачухаемся в жизь мы, -
Да всякой суетой, да томошой.
Пойду к отцу -- он у меня старшой.
Сначала перечту отцовы письма,
А там дойду до сути афоризма,
Что в небольшом дому большой покой.
Но денусь-то куда с моей нуждой
По Тетушке -- с неловкою любовью
Моею к ней, с тоской по ней -- большой
И столь миниатюрной -- с яркой кровью,
Что кинула меня, не дрогнув бровью,
Прочь отошла, не сокрушась душой.
* * *
Не сокрушайтесь же и вы душой,
Колико отойду от вас -- и скоро!
Мой нищий дух -- да будет вам подпора
В удушливой среде -- для вас чужой.
Да не заплеснеет металл ваш ржой,
Да не прилепится к подошвам сора
Ни роскоши, ни славы, ни позора -
Ни праздной мысли, ни тщеты чужой,
Когда же мы поделимся межой,
Да не восплещет вам тоска отравы -
Идите дале пахотной обжой.
Не стройте Церкви у моей канавы -
И, облаченный перстию и в травы,
Не буду больше зарастать паршой.
Мои друзья, вам -- свет, а мне -- покой.
Но знати хощь, дружище Феофиле,
Как Слово проросло в житейском иле,
Понанесенном Времени рекой.
Суть Времени есть Свет -- течет рекой,
Подобной рукавам в Небесном Ниле,
И ткани проницает без усилий,
В них обрете же временный покой,
Неуловляемый течет сквозь призмы
И, только внидя в ядра твердых тел,
Происторгает в мире катаклизмы,
Практически ж неуловим -- бестел,
Сущ и не сущ, все сущее одел -
Не явится, хотя б и заждались мы.
Но то, чего, и вправду, заждались мы
Рожденные от света, -- света в нас.
Поток, не омывающий наш глаз,
Вдруг порождает странные психизмы:
Гиксосы... флагелланты... шовинизмы...
И к нам грядет тогда факир на час,
Когда б в него вглядеться -- косоглаз,
Когда бы вслушаться -- плетет трюизмы.
Но иногда -- о Духа пароксизмы! -
Не палача, не беса мелких бурь
Выкидывает на песок лазурь -
Но Деву и Младенца -- алогизмы! -
И испаряется людская дурь.
Тогда, тогда-то постигаем жизнь мы.
И понимаем подлинную жизнь мы,
И вспыхивает небосвод огнем,
И мы купаемся, как дети, в нем -
И в нем сгорают варварские "измы".
Легко восходим вверх, нисходим вниз мы,
К воздушным струям голой кожей льнем,
Фиалки воздуха руками жнем
И по воде идем стезей харизмы.
Забудем щей горшок и сам-большой!
Душа -- не боле ль платья, тело ль пищи?
Не много ль мене праведных -- жилище?
А если камушек под головой,
То роскошь станет нам смеяться нище
Со всякой суетой да томошой.
Бог с ними, с суетой да томошой,
Друг Светолюб! Покой не дружен с властью,
Со всею пагубой, да и напастью -
Бог с ними -- лучше воспарим душой.
Из дома ль выгонят -- он был чужой,
Не отдадут зарплату -- к счастью, к счастью!
Далеко ли сошлют -- конец злочастью!
А в тесной храмине покой большой.
Лишенные ль ума сочтут безумным,
Жена ль возляжет с другом иль ханжой,
Ругаться ль будут в их кагале шумном, -
Ах, лучше сифилома за душой,
Чем жены их, чем дружба их, их ум нам!
Пойду к отцу -- он у меня старшой.
Пойду к отцу -- он у меня старшой -
И в лоне праведном его возлягу,
Провидя журавлиную к нам тягу,
И с кротостью скажу: Устал душой! -
И мне ответит: Отдохни душой! -
И буду пить земных рассветов влагу
Губами глаз и буду слушать сагу
Лучей лазурных в храмине большой.
Скажу ему: На этой коже письма
Чудовищной китайщины земной -
Кровоподтеки ран, гуммозный гной. -
И он сотрет ладонью нежной письма:
Возляг, мой сын возлюбленный со мной! -
Перечитайте хоть отцовы письма.
Тебе, друг Феофиле, скажут письма,
Как проницает нас дыханье звезд -
Поток нейтринный дальних горних мест
Проходит горы, женские ложисьма,
Прямой, пусть тайный, повод тектонизма,
Источник темных Вед и Зенд-Авест, -
И, как ему прозрачен Эверест,