Что не бегу на зов, не чуя ног,
Что правду режу, глаз их не жалея,
Что не сгибаюсь ниже их сапог,
Что равен человеку, а не тле я,
Что для одной лишь Родины тружусь,
Хотя, возможно, жизни тем лишусь.
Прости, Иринушка, что я отвлекся
От нежных жалоб твоего письма,
Моими помпадурами увлекся -
Да и несправедливостей здесь тьма.
А между тем -- и у тебя итог со
Служебным окружением -- эх-ма!
Как не поставить острого вопроса,
Чтоб там к тебе не относились косо!
Любимая, за правду постои!
Ты не должна, не можешь так сдаваться,
Ведь в этом деле все права твои.
Не хочешь от начальства добиваться -
К общественности обращайся и
Порядка требуй, да ведь может статься,
Что ты раскроешь им глаза и вдруг
Поймут! Поймут, что здесь творят вокруг.
Жаль, что за все здоровье наше платит.
Тебя прошу: себя побереги,
А то тебя так не на долго хватит.
Спокойством матери не небреги,
А мужу, что себя в неволе тратит,
Твой голос и поддержка дороги.
Любимая, ты здесь дала мне слово,
Но я прошу тебя об этом снова.
Останься человечною хоть ты
Со мной, загубленным в младые годы.
Дай разбирать мне ясные черты
Родных мне слов в их редкие приходы.
Когда б ты ведала, что за мечты
От них в душе родятся, как легко да
Улыбчиво душе от строк твоих,
Я по десятку раз читаю их.
И часто мне приходит облегченье,
Когда в строках подробен твой отчет,
И чувствую сердечное влеченье
Туда, где жизь нескованно течет.
А иногда такое мне мученье -
Чуть вспомню дни прожитые невсчет,
Особенно предлагерные годы,
Когда тебе я дал одни невзгоды.
Я, знаешь, все же рад, моя любовь,
Что столько мук изнес в неволе клятой,
Что до сих пор терплю позор и боль.
Все это мне должно служить расплатой
За пытку, выносимую тобой
В теченье лет от мужа и от ката.
А вот ведь и мучитель твой, и он -
Унижен, обесправлен, оскорблен.
Как медленно тянутся годы
Бессилья, зависти и слез,
Сознанья смутного свободы,
Ночей без сна и сна без грез.
Да вот беда, что не с кем здесь делиться
Моей тоской -- у всех своя печаль.
Попробуешь кому-нибудь излиться -
А он и сам уж хмур, его уж жаль,
И сам слезами норовит залиться.
Одна утеха тут -- уходишь в даль,
В леса, и бродишь там вдали от прозы.
Да нынче в лес ведь не уйдешь -- морозы.
Натерпишься -- к ребятам и пойдешь,
И с ними и затянешь, да такую,
Что по лопаткам пробегает дрожь,
А голосом и ною, и ликую.
Они: "Начальник, здорово поешь!"
И невдомек ребятам, что тоскую,
Что плакать хочется, что наизусть
В знакомой песне выложу всю грусть.
Опять и о себе -- о чем бы кроме?-
Сдал двести километров полотна.
Все было в точку. Первым по приеме,
Еще и ветка в строй не введена,
Прошел правительственный поезд Коми.
Теперь огрехи завершим и на -
Как это говорилось в старых одах -
Заслуженный наш еженощный отдых.
Нас шестьдесят. Мы сорудили дом.
Он деревянный. Он обмазан глиной.
Мне выделена комнатенка в нем.
В ней что-нибудь семь метров с половиной.
Живем мы в ней с десятником вдвоем,
Хоть не таким, как я, но все ж детиной.
Немного тесновато, но ишшо
Живем мы даже дюже хорошо.
Разденешься пред тем, как спать ложиться -
Какой в одежде был бы отдых, но
Не каждый день приходится умыться:
Наруже нынче больно холодно.
Но в комнате светло, и протопится,
Так даже мухи тычутся в окно.
И мотылек откуда-то явился
Да уж от ласк моих ноги лишился.
Теперь вот вьюга за окном метет
И масляная пыхает коптилка,
А я пишу и думаю, что ждет
Меня в Коряжме милая посылка.
И время как-то медленно течет,
И думаю, как исцелую пылко
Тряпицу каждую вещей моих,
Касавшуюся пальчиков твоих.
И станет сладко так и тяжело мне
От запаха сиреневых чернил,
От аккуратно сложенного, помня,
Какую боль когда-то причинил.
Ужели даже каторжным трудом не
Загладить то, что так в тебе убил
Когда-то кат, а ныне горемыка:
Взывающий к тебе -- твой бедный Ника.
* * *
Сегодня новость рассказали мне.
Вот смех-то жуткий, просто па-дэ-катэр! -
Что Емельянов-то тогда, в тюрьме,
Был подсаднаа утка, провокатор.
Узнай, душа, не по его ль вине
Был взят на подозренье Улан Батор.
Открытым текстом не пиши сюда.
Я тут неподцензурен, а ты -- да.
