Мир, каким он был. Мир, какой он есть. Мир, каким он будет.
Я еще не успел улететь далеко от берега, когда понял, что постепенно снижаюсь. Я попытался поджать ноги, чтобы не касаться воды, но ветер затих, а я опускался все ниже и ниже. В конце концов они ушли под воду, а затем я погрузился почти по пояс. Вода была ледяной, и я чувствовал, как крабы, стуча клешнями, ползают по мне, по животу, по ногам и между ними.
Я закричал, но на самом деле это был не крик. Скорее, жуткий стон человека во сне. Я внезапно осознал, что обмочил пижамные штаны. К счастью, не постель. Обливаясь потом и дрожа, я скатился с кровати и направился в ванную, где разделся и умылся. В зеркале отразилось мое искаженное и изможденное лицо, словно я смотрелся в разбитое стекло.
Вытираясь полотенцем, я снова услышал суетливое царапанье, сперва за стенами, а затем с чердака. Я замер и прислушался, но царапанье тут же стихло. До меня доносился лишь слабый шум ветра в деревьях и сердитый шепот моря.
Я выпил два стакана холодной воды, выключил свет и вернулся на цыпочках в спальню. Дэнни и Чарити, должно быть, уже спали. Во всяком случае, голосов их я не слышал. Я хотел было заглянуть к ним, но дверь их спальни скрипела так сильно, что я побоялся их разбудить.
Подойдя к двери в свою комнату, я заметил под ней тусклое голубоватое мерцание. Взявшись за ручку, я замер и нахмурился. Это определенно была не прикроватная лампа. Это больше напоминало мерцание телеэкрана, хотя в спальне у меня телевизора не было. Возможно, это был отблеск молнии сквозь занавески. Последние несколько дней погода часто менялась. Несколько раз я слышал далекие раскаты грома, доносившиеся из-за Ла-Манша. Ни с того ни с сего это напомнило мне о том, как во время Второй мировой отдыхающие на южном побережье Англии могли слышать артиллерийскую канонаду во Франции. Эта мысль всегда вызывала у меня чувство горечи и тревоги.
Я снова услышал знакомое царапанье и шуршание и почувствовал в спине неприятное покалывание, словно при легком ударе током. Вместо того чтобы открыть дверь спальни, я присел и заглянул в замочную скважину. Глаз тут же заслезился от хлынувшего изнутри воздуха, но я видел лишь темные очертания кровати, голову Лиз на подушке и часть окна.
Мерцание повторилось, но это точно была не молния. Его источник находился в комнате – в противоположном углу. Оно стало ярче, поэтому я отчетливо увидел волосы Лиз. И в тот же миг услышал глубокое невнятное пение, в такой низкой тональности, что почувствовал, как завибрировала у меня челюсть. Игггааа сотот нггааа. Хотя пение звучало очень низко и неразборчиво, больше напоминая звук органа, чем человеческий голос, я заметил сходство со словами, которые старый мистер Биллингс выкрикивал в саду, когда его били током солнечные часы. Ннгггнггииааа ннггг сотот.
Я понятия не имел, что это значит, но эти заклинания звучали так настойчиво, что наполняли меня какой-то иррациональной тревогой, граничившей с паникой. Их целью было явно призвать кого-то или что-то в Фортифут-хаус. Но, кого или что, я не мог себе представить. И не был уверен, что хочу.
Свет снова замерцал и на этот раз едва не ослепил меня. Меня удивило, что Лиз не проснулась. Я решил открыть дверь и начал уже поворачивать ручку, когда источник света появился в поле моего зрения, и я застыл на месте.
Посреди комнаты возникла медсестра или монахиня, которую я видел парящей у стены. Высокая, мерцающая фигура в апостольнике[59], закутанная в рясу из голубого света, покачивалась вверх-вниз, словно на волнах фосфоресцирующего океана. Существо плыло по комнате завораживающе медленно, оставляя за собой шлейф из своих же меркнущих копий.
Она продолжала петь, и было в ее пении что-то чувственное и непристойное. НггГГааа – сотот – гноф-хек – нггааАА. Несмотря на то что слова не были похожи ни на один известный мне язык, я почувствовал, что вот-вот пойму их смысл. Как когда слово вертится на кончике языка, но произнести его не можешь.
Монашеская фигура в развевающихся одеяниях скользнула к подножию кровати и замерла. Очевидно, она наблюдала за спящей Лиз. Затем начала наклоняться над кроватью. Не нагибаться, а именно наклоняться под каким-то невероятным углом, пока не оказалась в нескольких дюймах от одеяла.
