[83] – заверещал Бурый Дженкин, взбешенный еще сильнее. – Tu as promised me alles, you fucker! Et maintenant c’est tout disparu, dans cet cloud![84]
Биллингс со стоном упал на колени и, всхлипывая, бил себя в грудь. Бурый Дженкин подбежал, встал над ним и плюнул ему в лицо. Нити слюны повисли у Биллингса на щеках, на ушах и ресницах.
– Зачем я страдал и боролся все эти годы, ублюдок? Зачем?
Биллингс сжал кулаки и выл, словно переживал невыносимое горе. Бурый Дженкин с ненавистью смотрел на него. Затем привычным быстрым движением провел когтями Биллингсу по горлу, вырвав ему гортань. Обливаясь алой кровью, Биллингс скорчился и рухнул. Одна нога у него продолжала подрагивать. Бурый Дженкин стоял, держа в когтях кусок мяса. Его верхняя губа изогнулась в каком-то подобии ухмылки.
После секундного колебания я бросился бежать. Мазуревич, увидев это, не предпринял никакой попытки остановить меня. Возможно, он относился к человеческой дилемме более философски, чем ему приписывали. А может, у него просто не было желания преследовать меня. Чтобы Сатана бегал за каким-то там человечком?
Я пронесся по кладбищу, перепрыгнул через ручей и вскарабкался по крутому, скользкому склону. Мрачное небо зловеще нависало надо мной, море издавало звук, которого я никогда раньше не слышал: тягучее маслянистое клокотание. Возможно, Мазуревич не стал меня преследовать, потому что закончил свое дело. Он проконтролировал рождение Йог-Сотота, Нечестивой Троицы, так что отныне Бог никогда уже не будет править этой планетой.
Задыхаясь и обливаясь потом, но при этом испытывая жуткий озноб, я стал взбираться по пожарной лестнице на крышу. На середине пути одна ржавая перекладина отвалилась и упала вниз, на террасу. Я услышал, как она глухо звякнула, подпрыгнув. Долгие двадцать секунд я держался за поручень, дрожа от страха. Затем снова стал подниматься, не переставая молиться.
Балансируя и тяжело дыша, я пошел по скользкой крыше. Вдали над Английским каналом сверкнула молния. Прогремел гром, эхом разнесшись по округе. Наконец я добрался до люка, открыл его и в последний раз оглянулся. Я и не думал никогда, что доживу до 2049 года… И вот он передо мной, с отравленным воздухом, умирающей растительностью, с морями, вязкими от нефти. Где-то там холодная черная тень Йог-Сотота уже порождала новое потомство. Возможно, они заслужили планету, которую унаследовали. А мы определенно заслужили потерять ее.
Я спустился через люк, закрыл его и услышал, как на стекло упали последние капли кислотного дождя.
Спустившись в гостиную, я обнаружил там Дэнни и Чарити, а также констебля Джонса, еще двух офицеров полиции и толпу растерянных копов в штатском.
– Где сержант Миллер? – спросил Джонс. – Я думал, он с вами.
– Нет, – ответил я. – Я его не видел.
– Что у вас с ногой? – спросил Джонс. – Похоже, придется наложить швы.
Я опустил глаза: правая штанина потемнела от подсыхающей крови. Бурый Дженкин глубоко рассек мышцу, но с момента моего побега из часовни я просто не чувствовал боли.
– Я… э… зацепился, – сказал я. – Об острый угол чемодана.
– Что ж, похоже, придется наложить швы, – повторил Джонс. – И сделать прививку от столбняка.
– Куда же тогда делся Дасти? – спросил один из офицеров, вынимая сигарету и зажигая ее одной рукой. – В доме викария – миссис Пикеринг, похожая на мясной прилавок в Сэйнсбери. Здесь весь этот бардак, а Миллера нигде нет.
– Я думал, он с вами, – повторил Джонс, нахмурившись, будто я только что вошел в комнату.
Я покачал головой:
– Простите, я не знаю, где он.
И в каком-то смысле это была чистая правда. Я не знал ни где он, ни что с ним. Я лишь молился, чтобы он не слишком сильно страдал.
– Езжайте-ка со своей ногой в больницу, – сказал Джонс. – Мы вернемся позже. У меня есть к вам несколько вопросов.
– Хорошо, – ответил я.
Меня начал бить озноб. Меня трясло от шока и физического перенапряжения, не говоря уже о ране, которую нанес Бурый Дженкин. Я сел в кресло и закрыл лицо руками.
Ко мне подошел Дэнни, потом Чарити.
– С тобой все в порядке, папа? – с тревогой в голосе спросил сын.
