Я снял рубашку, брюки и опустился рядом с ней на мятую простыню. Мы сидели лицом к лицу, как любовники на обложке книги «Радость секса», целуясь и исследуя рты друг друга. У Лиз он был со вкусом вина и не поддающейся определению, но ярко выраженной сладости, напоминавшей мне что-то далекое и неуловимое.
Она подняла руки, и я стянул с нее футболку, обнажив груди. Они тяжело качнулись у меня в руках, соски в солнечном свете были яркими, как фруктовые пастилки с мандариновым вкусом. Я принялся целовать ей груди, слегка покусывая соски. Она ворошила пальцами мне волосы, снова и снова приговаривая:
– Дэвид, я люблю тебя. Дэвид, я люблю тебя, – самым нежным шепотом, который я когда-либо слышал. Он напоминал какое-то ритуальное песнопение.
Я неловко приспустил с нее трусики. Затем нежно положил ее на спину и поднял ноги, чтобы стянуть трусики полностью. Лобковые волосы поблескивали в солнечном свете, как позолоченная проволока. Половые губы блестели от влаги. Она взяла их обеими руками и развела в стороны, раскрыв себя для меня.
Распахнулась дверь и, ой! – прошептал кто-то. Возможно, это был я.
Я освободился от трусов. Член у меня отвердел. Лиз взяла его одной рукой и принялась медленно массировать, поглаживая большим пальцем набухшую головку.
– Дэвид, ты великолепен. Я люблю тебя.
Я попытался опуститься вниз, чтобы войти в нее, но она остановила меня, сжав мой член еще крепче. Я почувствовал, как ее ногти впились мне в кожу.
– Я хочу тебя, – задыхаясь, прошептал я.
Она одарила меня насмешливой улыбкой:
– Ты можешь меня хотеть. Но я еще не решила, позволю ли тебе получить меня.
Я снова навалился на нее, чувствуя нарастающее разочарование. Она сжала мой член так крепко, что головка потемнела от притока крови.
– Лиз, мне больно!
– Тебе не нравится боль? – игриво спросила она. – Я думала, что ты из тех мужчин, которые кайфуют от боли.
Я ненадолго замешкался и снова навалился на нее. И в этот момент я почувствовал острую боль у основания члена. Опустив глаза, я увидел, что между пальцев у Лиз вытекла тонкая струйка крови. Она скользнула по тыльной стороне ее руки, образовав тяжелую, вязкую каплю, которая упала в расщелину между ее пухлых ягодиц.
Я уставился на Лиз. Она посмотрела на меня в ответ. Ее глаза словно пытались мне что-то сказать.
Один из семени. Один из слюны. Один из крови. Три вида Древних, ждущих великого Обновления.
– В чем дело? – спросила меня Лиз.
Эрекция у меня начала пропадать.
– Я хочу, чтобы ты сказала мне, кто ты, – потребовал я.
– Ты знаешь, кто я.
– Я уже не уверен. Теперь у тебя есть три вещи – семя, слюна и кровь. Возможно, ты одна из Древних, о которых рассказывал молодой мистер Биллингс. Возможно, ты одна из них.
– Дэвид, ты реально слетел с катушек.
– Да ну? А для чего эти царапины?
– Мне нравится царапаться, когда я занимаюсь любовью, вот и все. Наверное, внутри я животное.
– Животное? Или тварь?
Лиз села прямо и положила руку мне на плечо:
– Дэвид, это безумие. Извини, что поцарапала тебя. Я просто заигралась. Но нет никакой твари, нет молодого мистера Биллингса, нет Бурого Дженкина и нет Кезии Мэйсон. Все они существуют лишь у тебя в голове, Дэвид. Это всего лишь фантазии. Твое воображение.
– Этого не может быть, – возразил я. – Если они лишь игра моего воображения, почему я помню их так подробно? Я могу описать даже гравировку на карманных часах молодого мистера Биллингса. Что-то похожее на осьминога. Я был там, я ходил туда. И я уверен в этом.
Лиз обняла меня и крепко прижалась, уткнувшись щекой мне в плечо.
– Дэвид, – успокаивающе произнесла она, – я знаю, что ты думаешь, будто ходил туда. Знаю, что ты действительно веришь в это. Но этого не было. Ты никуда не ходил.
– Не знаю, – ответил я. – Не знаю, что мне думать, черт возьми!
Я встал с кровати и подошел к окну. Лиз, откинувшись на подушку, наблюдала за мной.
Небо уже прояснилось. Гроза миновала. Лишь легкая радуга светилась над разрушенной крышей часовни. По «наве» не расхаживали фигуры в цилиндрах. За кустами не шныряли сгорбленные когтистые завшивевшие грызуны в капюшонах. Я испытал облегчение от мысли, что сам создал в Фортифут-хаусе вымышленный мир – мир, в котором пытался справиться со своими проблемами, дав им лица, формы и имена.