Ваше королевское величество, обладая столь светлым умом, рассудите сами по нижеизложенным обстоятельствам, что не я, а князь Меншиков затеял ссору, ибо по первому пункту я не имел ни злобы, ни малейшего неудовольствия против него; доказательством тому могут служить все мои всенижайшие донесения, в коих до сих пор я не только не упоминал об его ежедневных глупостях, но скорее писал о нём только всё хорошее. По второму пункту, ясно как Божий день, что он начал оскорблять меня непристойными словами, сам же его царское величество в том обвинил и требовал, чтобы он помирился со мной. Третий же пункт ясно доказывает, что Меншиков не только не имел никакого намерения мириться со мной, а, напротив, хотел ещё сильнее оскорбить, вытолкнув своеручно мою прислугу из дверей и снова обратясь ко мне с дерзкими словами. И можно ли было ожидать миролюбивых попыток в отношении меня от дерзкого любимца, который никогда не уступает даже самому царскому величеству, и как бы ни был неправ, всегда оставляет за собой последнее слово.
Что же касается четвёртого и последнего пункта, то его царское величество и также князь Меншиков стараются уверить, что они не причастны отвратительному обращению со мной и что оно случилось помимо их приказания. Но мой слуга, поджидавший меня во дворе, готов присягнуть, что князь Меншиков сам кричал в окно, чтобы меня вытолкали со двора. Наконец, тут запирательство ни к чему не служит, потому что по всем законам тот, кто может и должен отвратить зло, а между тем дозволяет его, сам становится преступником. Более всего говорит в пользу моей невиновности то, что на следующий же день князь Меншиков несколько раз присылал ко мне своего генерал-адъютанта фон дер Payne (Raupe) и потом генерал-лейтенанта Ренне (Roene) убеждать меня ни о чём случившемся не доводить до сведения вашего королевского величества; а если донесение уже послано, предлагал, с помощью подставных лошадей, вернуть моего курьера и обещал при этом, с своей стороны, полное молчание и удовлетворение. Это требование я, однако, отклонил тем, что мне невозможно не доводить до сведения вашего королевского величества то, что вы должны узнать. Но до начала всех этих подсылок и искушений (tentamina) явился ко мне один майор собственного его царского величества полка и объявил, от имени царя, что вследствие моего дурного поведения вчерашний день и того, что я обозвал князя Меншикова ругательным словом и тем опозорил дом царя, — я должен удалиться от двора его царского величества.
На что я отвечал, что всем известно, что не я, а князь Меншиков начал ссору, и я не произнёс бы ругательного слова, если бы он меня не взбесил и не вынудил к тому своим обращением. Я предоставлял на рассуждение его царского величества: не равносильна ли вынужденная и под влиянием насильственно произведённого во мне охмеления происшедшая вспышка, при которой легко, быть может, я погрешил против должного уважения к его царскому величеству, о чём сильно сокрушаюсь, — обращение, которому я подвергся? Я охотно принимаю повеление его царского величества, тем более что сам решился никогда не являться ко двору, где вынес столько оскорблений и грубых выходок, разве только явлюсь тогда, когда на то воспоследует особенное повеление вашего королевского величества, которому всё уже известно.
Майор старался было уверить, что его царское величество ничего не знал о дурном со мной обращении стражи и что я, конечно, получу должное за это удовлетворение; но я отвечал, что глубоко признателен за предложение, но никакого удовлетворения принять не могу, не узнав сперва высочайшей воли вашего королевского величества по этому предмету.
Потом уже я догадался, что царь действует с намерением меня смутить и побудить к скорейшему примирению, так как вскоре после этого объяснения явились упомянутые выше послы и искушения (tentamina). Но я не желал и не смел скрывать это дело от вашего королевского величества, и потому царь вскоре решился отправить к вашему королевскому величию курьера, в лице фон Брукенталя (Brukenthal), генерал-адъютанта князя Меншикова, в прошлый вторник; но в 12 часу ночи мне было ещё раз предложено примирение через генерал-лейтенанта Ренне (Ronne). Нельзя полагаться на правдивость со стороны Меншикова, и потому легко могу себе представить, как много вымышленного поручено генерал-адъютанту всенижайше передать вашему королевскому величеству; кое-что я уже слышал через доверенного слугу князя Меншикова.
