Тщетно, однако, представитель прусского короля, пылая местью к «дикому народу», — как он далее в той же депеше называет русских, — возбуждал Фридриха I, короля прусского, вступиться за поруганную честь его представителя; король не нашёл достаточных оснований к тому, чтобы порвать из-за такого дела добрые отношения с Московским государством. Ввиду этого, Кайзерлингу внушено было из Берлина поспешить уступками, оставить излишнюю, как полагали в Берлине, щепетильность и обидчивость, за тычком и затрещинами не гнаться и найти «полное удовлетворение» и себе, и королевству, им представленному, в двух письмах, от царя Петра и кн. Меншикова к нему, Георгу Иоганну фон Кайзерлингу, в которых «его царское величество и князь Меншиков признали необходимым совершить надлежащим образом военный суд над лейб-гвардейцами, преступление коих уже обнаружено: тот же, который меня действительно ударил, — доносил посланник, — должен быть приговорён к смерти и приведён на место казни. В то самое время, но никак не ранее, мне снова будет дана аудиенция у его царского величества для принесения благодарности за полученное удовлетворение и для испрошения от имени вашего королевского величества, — так доносил Кайзерлинг своему королю, — помилования ратнику, который впоследствии должен будет явиться, также в цепях и оковах, ко двору (посланника) вашего королевского величества, благодарить меня за дарование ему жизни».
«Никогда не добился бы я такого полного удовлетворения, если бы в начале уже поспешил согласиться на примирение. Но я слишком хорошо знаю дух этого двора и этой нации, и с намерением отклонял до сих пор отправление требуемого письма к князю Меншикову, хотя я вполне сознавал, что ничего не могло быть для меня удобнее и пристойнее, как написать приличное извинение за ссору, происшедшую от неумеренного употребления вина, и потому только лишь вчера отправил я письмо, чтобы тем придать ему ещё большую цену и вынудить приговор телохранителя к смертной казни. Между тем его царское величество в продолжении всего времени не переставал оказывать мне свою монаршую милость, а князь Меншиков, особенно вчера и третьего дня, с тех пор, как я решился написать требуемое письмо, не перестаёт выражать в отношении меня самое дружеское расположение, что подтвердил вашему королевскому величеству здешний секретарь посольства в неоднократных всеподданнейших своих донесениях».
Государственный тайный секретарь Шафиров (так называет его Кайзерлинг) и генерал-лейтенант Ренн много содействовали мирной развязке всего этого дела, и столь успешно и горячо, что царь Пётр Алексеевич изъявил согласие на оставление послом при его дворе Кайзерлинга, а тот просил своего короля наградить Шафирова жеребцами ценою в 600 талеров, а генерала Ренне — милостивым рескрептом.
Вообще развязка этой трагикомедии была довольно смешная: Кайзерлинг, избитый князем Меншиковым и его солдатами, сам же писал к нему и царю извинительные письма и, измышляя обидчиков уже в солдатах, а не в князе Меншикове, просил возмездия за обиду. Вот эти письма:
К князю Меншикову (полные титулы). «Если, намедни, в день празднования тезоименитства его царского величества, в Якубовицах, я, при излишней и вынужденной выпивке, совершенно против воли, впал в неприятное столкновение с вашим сиятельством, то в настоящую минуту пользуюсь случаем принести чистосердечно свою повинную и уверить, что всё случившееся меня тем более огорчает, что, исключая этого обстоятельства, я всегда пользовался милостями и вниманием вашего сиятельства, также как и я, с своей стороны, всегда старался выразить должное вам уважение. Так как при вышеупомянутом бесчинстве легко могли сорваться с языка некоторые непристойные выражения, оскорбившие ваше сиятельство, то, не колеблясь, спешу повиниться в том вашему сиятельству, тем более, что слова эти были не умышленны, но только следствием недоразумения и вспышки от избытка вина. И потому покорнейше прошу ваше сиятельство, последовав обычному великодушию, милостиво предать полному забвению эту ссору и сохранить мне высокочтимое мною благоволение и дружеское расположение; просьба моя тем убедительнее, что я, со своей стороны, смею уверить, что пребываю с прежними искренними и горячими чувствами и с должным уважением» и проч. и проч.
