Иоанн Монс, уроженец города Миндена что на Везере, по известиям Корба, был золотых дел мастер; по словам других современников, между прочим посла Гварьента, Монс был виноторговец.
Быть может, оба ремесла служили средством сущестования этого семейства. Оно прибыло в Россию во второй половине XVII столетия; Монс приехал из города Миндена с двумя аттестатами от городских властей о его способностях и учении, с женой, весьма заботливой хозяйкой, и с несколькими детьми. Рассказы и письма кукуйцев, прежних выходцев из заграницы, родственные связи и, наконец, что самое важное, надежды на обогащение — привлекли Монса в отдалённую Московию.
В грамотах, привезённых им с собой, сказано было, что Иоанн в имперском вольном городе Вормсе два года обучался с большим успехом «бочарному мастерству»; без сомнения, это же ремесло, а затем более выгодная спекуляция — виноторговля — и дали средство Монсу к безбедному существованию.
У него было три сына; из них нам известны Филимон и Виллим, и две дочери: Модеста, в русском переводе Матрёна, и Анна.
С домом старика Монса хорошо был знаком с самого приезда своего в Россию, т. е. с 1676 г., знаменитый Лефорт; гуляка, поклонник женской красоты, он часто бывал у виноторговца и ухаживал за хорошенькими дочерьми; из них старшая скоро вышла замуж за иноземца Фёдора Балка.
Если верить Гвариенту, а не верить ему нет основания, младшая из сестёр Монс сделалась любовницей ловкого женевца.
«Монсы, по словам Гюйсена, принимали Лефорта очень гостеприимно. Потом, когда при стрелецком восстании Лефорт выказал свою приверженность царю и был за то награждён высокими государственными званиями, тогда он из похвального великодушия (слова Гюйсена) остался признательным к Монсам, возвышал их и вообще старался сделать эту фамилию соучастницей своего счастья».
Гак объясняет причину возвышения Монсов Гюйсен, известный воспитатель царевича Алексеев и автор хвалебных брошюр о Петре I. Дело, как кажется, было проще; ни о каком похвальном великодушии речи не было; Лефорт всегда старался потешать своего державного питомца, доставлял ему всякого рода развлечения и, разумеется, как на весёлую и приятную утеху указал на красавицу Монс...
Анна Ивановна, по словам более правдивого Гварьента, сделалась фавориткою обоих друзей.
Почти одновременно с любовью к Монс, около 1692 года, начинается охлаждение Петра к его законной супруге; он неохотно с ней переписывается, не отвечает на её письма, не обращает внимания на её упрёки; в 1693 году государь бьёт её брата Аврама Лопухина, бьёт по щекам за ссору его с Лефортом. Вскоре царица с глубокою скорбью пишет к мужу: «Только я бедная, на свете безчастная, что не пожалуешь, не пишешь о здоровье своём. Не презирай, свет мой, моего прошения...» Но свет не внемлет её пеням, и между поездками на Белое море, между воинскими потехами в окрестностях Москвы, ищет отдыха не у неё, «безчастной», а в обществе Лефорта и своих друзей, в доме красавицы Кукуй-городка.
Можно представить себе после этого, с каким негодованием смотрела царица Авдотья на Немецкую слободу; и станем ли мы винить её, вслед за Устряловым, за то, что она считала кукуйцев за нехристей и развратников: ведь слободская немка оторвала от её ложа «лапушку свет Петрушеньку».
Между тем государь два раза слетал под Азов:
Под тот ли под славный под Азов город,
Что под те ли стены белокаменные,
Ах под те ли под раскаты, под высокие...
А тут путешествие заграницу; Пётр оставляет жену под надзором бояр и духовных, им и поручает удалить её в монастырь; что же до Анны Монс, то её осыпает подарками и в знак благоволения берёт с собой её старшего брата Филимона.
Народ не замедлил подметить разрыв царя с царицей и глухо заговорил о том, будто бы бояре бьют уже государыню по щекам...
Таковы были отношения Петра к двум женщинам, когда весть о стрелецком восстании заставила его преждевременно возвратиться в Москву. Мы видели, как с первого же вечера вспыхнула в нём прежняя страсть к Анне Ивановне. Отсюда значение её всё более и более растёт.
Насколько же заслуживала безвестная немка любовь Петра?
