С такими нежными заботами относительно государя, казалось бы, Анна Ивановна решительно должна была приковать к себе эту пылкую натуру: так и случилось, но не надолго.
Красавица, ангелоподобное существо, какою изображают её чувствительные немцы, не любила Петра; она и отдалась-то ему только из корысти, ради собственной прибыли и возвышения своей фамилии. Ещё не успев заявить себя ничем, кроме посылками апельсинов, цитронов и цедреоли, никакими более важными подвигами преданность своему благодетелю, Анна уже торопилась вмешаться в разные тяжбы и ходатайствовать пред государем в делах, которые вовсе до неё не касались. Много ли уцелело её писем к Петру, а в двух из них она просит за вдову Петра Салтыкова в деле её с Лобановым, молит о перенесении этого дела из одного приказа в другой и о том, чтоб не чинить правёж людям Салтыковой. Впрочем, на первые разы Анна Монс просит осторожно, с оговорками: «Пожалуй, государь, не прогневайся, что об делах докучаю милости твоей».
И между тем продолжала докучать не только о чужих делах, но спешила позаботиться о составлении собственного достатка: «Благочестивый великий государь, царь Пётр Алексеевич, — писал секретарь под диктовку Монс: — многолетно здравствуй! О чём, государь, я милости у тебя, государя, просила, и ты, государь, позволил приказать Фёдору. Алексеевичу (Головину) выписать из дворцовых сел волость; и Фёдор Алексеевич, по твоему государеву указу, выписав, послал к тебе, государю, чрез почту; и о том твоего государева указу никакого не учинено. Умилостивися, государь царь Пётр Алексеевич, для своего многолетнего здравия и для многолетнего здравия царевича Алексея Петровича, свой государев милостивый указ учини...»
Не находя ещё убедительным такой, в высшей степени странный (в устах виновницы ссылки царицы), аргумент, как подарок волости — «для многолетнего здравия царевича». — Анна Ивановна собственноручно приписала: «Я прошу, мой милостивейший государь и отец, не презри мою нижайшую просьбу, ради Бога, пожалуй меня, твою покорнейшую рабу до моей смерти А. М. М.».
Все эти убеждения и заклинания были не более чем приличием; Анна Ивановна могла обойтись и без них: Пётр с полной готовностью выполнял все её просьбы, и, мало этого, несмотря на известную свою бережливость в отношении к женщинам, доходившую до скупости, осыпал красавицу щедрыми подарками; довольно упомянуть об одном из них, чтоб судить об остальных: государь подарил ей свой портрет, осыпанный драгоценными камнями на сумму в 1000 рублей! Кроме этого, Анна Ивановна получила несколько имений с разными угодьями и выпросила себе ежегодный пенсион; внимание к ней государь распространил до того, что на счёт казны выстроил ей в Немецкой слободе, близ кирки, огромный — конечно, по тогдашнему времени — палаццо.
Не довольствуясь этим и увлекаемая частью собственными склонностями к стяжанию, частью убеждениями матери, Анна Ивановна, как уже мы видели, стала мешаться в разные тяжбы; она и её родные не жалели своих клиентов и собирали от них много драгоценностей... Подобные вмешательства тем легче были для Монс, что, по свидетельству Гюйсен, даже «в присутственных местах было принято за правило: если madame и mademoiselle Montzen имели дело и тяжбы собственные или друзей своих, то о том делались особенные reflexion salva justitia, и вообще Монсам в делах до их имений должно было оказывать всякое содействие». «Они этим снисхождением так широко воспользовались, — продолжает Гюйсен — что принялись за ходатайство по делам внешней торговли и употребляли для того нанятых стряпчих (адвокатов и ходатаев по делам)».
Дела довольно разнообразного свойства обделывались при посредничестве Анны Ивановны; расскажем со слов современника одно из таких дел.
В 1699 г. состоял в Москве на службе артиллерийский полковник-иноземец Krage, как кажется, именно тот, который пушечными залпами под Воскресенской обителью спас Кукуй от огня и ножа стрельцов; однажды пьяный гайдук Krage в присутствии барина избил и изуродовал минёра Серьера. Гайдука наказали кнутом; минёр не удовольствовался этим и по выздоровлении подал на полковника счёт, что стоило ему лечение; хлопоты свои Серьер начал чрез фаворитку царя, frayen Monsin, и «её дочь», говорит Плейер; но австрийскому послу два раза удалось защитить полковника: минёр получил отказ в своей претензии; но на беду случилось, что как-то поссорился с девицею Монс и тем навлёк на себя ненависть всего семейства; в то время, когда Krage неосторожно ссорился с Монс, противник его вызвался у этой госпожи заведовать её делами и хозяйством, и так умел к ней подбиться, что та, по выражению Плейера, «настойчиво ходатайствовала за него у царя», и Пётр, вопреки двукратному отказу в претензии минёра, приговорил к штрафу в 560 рублей.
